В пещерах зазвенело оружие, заскрипели седла.
- Что ж, друзья, дадим им отъехать от Гори на десять полетов стрелы, дабы отрезать обратный путь в крепость. - Саакадзе повысил голос. - У всех коней копыта обвязаны войлоком?
- В чем дело, Георгий? Персы двинулись на Тбилиси? Очень хорошо! Ринемся наперерез и сократим им путь в рай Магомета. Пусть жуют там бирюзовые перья! - Квливидзе горделиво подбоченился.
- Повторять хорошие приемы, даже врагов, не вредно. Помните, как однажды, в дни нашей молодости, Шадиман выманил войско из Носте, из Ананури и этим изменил наши судьбы?
- Еще бы не помнить, - буркнул Гуния, - это вынудило тебя, Георгий, скрыться в Иран.
- В старости Шадиман окажется умнее, дальше Марабды не поскачет.
- Совсем не так, Георгий, ты дальше Картли никуда не скакал, даже в битве под Кандагаром выкрикивая: "Во имя Картли!", а Шадиман хотя дальше Марабды не поскачет, но танцует так под зурну персов, словно уже находится в Давлет-ханэ. А во время битв с тобой вопит: "Во имя князей!" - Даутбек прильнул к смотровой щели. - Еще видны.
- Подождем. Одно хорошо, знакомство с врагами дало нам возможность побеждать их.
- Георгий, красные башки перепугали тобою намеченное, круто свернули к оврагу! - вскрикнул обрадованный Матарс.
- Полтора мангала им на закуску! Сами в персоловку попались! - Димитрий рванул коня к выходу.
- Воспользуемся, друзья, неожиданной удачей! Вперед! Заслоним Гори. Квливидзе с дружинниками в тыл - обойти врагов! Димитрий, Ростом, Матарс - к правым откосам Гори! Гуния и Асламаз с белыми и черными сотнями - к левым! Даутбек, Нодар, Зумбулидзе, разворачивайте азнаурские дружины между Курой и Лиахвой! Наперерез двину ополченцев! За мной Автандил с ностевской дружиной! Пануш, Микеладзе, Беридзе - к главным воротам Горисцихе! Живо! Арчил с разведчиками - к боковым! Там ждите!
Рослый всадник в развевающейся косматой бурке, накинутой на сетчатую кольчугу, рванулся вниз по каменистой тропе. За Саакадзе мчались уже охваченные боевым пылом картлийцы.
Луна насмешливо выглянула из-за облачного шатра и осветила черное дно оврага. С любопытством смотрела она, как под косым дождем стрел в смятении метались сарбазы и их начальники. Остервенелые и обезумевшие, они бросались то вперед, то на правый скалистый откос, то на левый, заросший лесом, то пробовали повернуть назад, где вилась тропа, но всюду неизбежно натыкались на меткие стрелы, копья, дротики и шашки.
Ревели верблюды. Пронзительное ржание отзывалось в мрачных расщелинах.
Побледнев от усталости и дружески кивнув, луна стала медленно удаляться, серебря зыбкие дали. Да и лицезреть было уже нечего. Одурманивающе пахло кровью и конским потом.
Не много сарбазов и еще меньше их коней выкарабкалось из оврага, заросшего орешником и кизилом, наверх, но тут же их схватывали разъяренные ополченцы. И все-таки огромным напряжением воли Мамед-хану, обладавшему храбростью мазандеранцев, удалось перестроить часть войск из трех линий в ядро. Ощетинившись копьями, сарбазы прорвали левую сторону азнаурских сил. Мамед выскочил на дорогу, опрокинул малочисленный заслон и с остатком в триста сарбазов устремился в Тбилиси.
Несмотря на огорчение Димитрия, что столько кизилбашей уцелело, Саакадзе велел поворачивать к Гори всем, кроме Квливидзе, Нодара и их дружины, выделенной для надзора за подступами к Тбилиси.
Опять Ростому и Даутбеку пришлось стать юзбашами. Нещадно ругаясь, они покрасили хной усы и пристегнули к поясам ханжалы.
Вскоре, подскакав с десятью "сарбазами" к воротам крепости, за которыми начиналась мраморная лестница, пресекаемая на каждой новой площадке другими воротами, "барсы" окликнули сторожевых сарбазов: пусть позовут знакомого им уже юзбаши.
Но едва железная калитка приоткрылась, Ростом спешился и, подойдя к молодому хану, спросил ушло ли в Тбилиси войско. Оказалось, что ровно в десять - так отсчитали песочные часы - ушло. Ростом заявил, что они устали так, как не могут устать семь тысяч верблюдов, и попросил открыть ворота, дабы юзбаши с сарбазами могли хоть немного передохнуть: им ведь с первыми лучами солнца - будь проклят этот беспокойный Гурджистан! - надо скакать в Тбилиси.
Красочность языка Ростома пришлась по душе молодому хану, и по его знаку ворота открылись.
Тут Даутбек привстал на стременах и, выхватив из ножен персидскую саблю, неуловимым ударом наотмашь снес голову юзбаши. Не успела стража опомниться, как тотчас была изрублена.
Читать дальше