Е Громов - Николай Губенко - Режиссер и актер

Он станет свободно выбранным главным режиссером Таганки лишь в 1987 году, тотчас начнет компанию за возвращение Любимова. Как уже отчасти говорилось в самом начале книги, весной 1988 года тот, по приглашению Николая Николаевича, приедет в первопрестольную, и, в сжатые сроки, возобновит постановку "Бориса Годунова" с тем же Губенко в главной роли. Наконец-то, спектакль пойдет на публике. С полным успехом, хотя, вероятно, не столь бурным, кипящим, какой он мог бы иметь, выйдя в свой черед.

Театральная критика встретила постановку сочувственно. Отмечалось, что она теперь по-новому звучит и по-новому воспринимается. Как писал в "Литературной газете" Юрий Гладильщиков, "в 1982 году "Борис Годунов" имел иной смысл, чем сейчас. Теперь - трагедия в неразумной силе. Тогда - в бессилии, безмолвии народа, за спиной которого вожди-экстремисты ведут кровавые баталии"11.

Я не вижу смысла в подобном противопоставлении. И в 1989 году, и в 1982 году в спектакле присутствовали обе эти темы. В любом случае, трудно уверенно говорить от имени публики, когда никто не проводил и практически не мог проводить социально-психологических исследований зрительского восприятия любимовской постановки, да еще в его динамике и сравнении дня нового, и дня вчерашнего.

На мой взгляд, и в начале 90-х годов еще более, чем прежде, актуально звучат размышления Пушкина-Любимова и о безмолвии народа, и о непредсказуемых опасностях слепого и жестокого русского бунта, провоцируемого экстремистами всех мастей и рангов. И не менее, чем тогда, судьбоносна важна самая проблема нравственного права на власть и нравственности её самой. Я думаю, что именно эта проблема - одна из осевых в спектакле "Борис Годунов" и в образе верховного правителя России, созданного Н. Губенко.

Театральная критика, пожалуй, еще более придирчива и субъективна, чем кинематографическая. В одной из рецензий утверждалось, что исполнитель центральной роли излишне грузен и самодоволен. Вспомним самое элементарное: пушкинскому Борису - 53 года, а Губенко было тогда под пятьдесят. О каком же возрастном несоответствии может здесь идти речь? Да и в исторических хрониках, как и у Пушкина, нет указаний на то, что царь Борис был, так сказать, худощав.

Теперь о самодовольстве. В некоторых сценах его не лишен Губенко-Годунов. Но разве не понятно, что это лишь внешняя маска, защитная реакция на обвалившиеся на царя и все нарастающие напасти, и смертельные угрозы. На репетиции 88-го года Любимов говорил Губенко: "Надо больше маяться... Ты, как зверь в капкане, в кресле должен сидеть. Не можешь вырваться, прирос трон к тебе. Потри виски, кровь у тебя к голове прилила. Не должно быть тут скулежа. Жестко надо играть..."12.

Актер убедительно раскрывает, что сильный и властный Борис Годунов никому не хочет показать свое душевное смятение. Оно же охватило его всецело. И не только потому, что царь мучается раскаянием о совершенном преступлении, - убийстве по его приказу законного наследника престола. Годунов не может понять, почему его не приемлет собственный народ, который вроде бы вчера был ему совсем послушен и пел славу. Так мы снова возвращаемся к размышлениям о владыке и простом люде. То есть это та же тема: всегда ли прав народ, или он может и трагически заблуждаться.

Губенко наделяет своего героя не только царственной статью, но и немалым человеческим обаянием. Не броским, скорее, угадываемым, домысливаем нами, однако все-таки и реально ощутимым. В сцене мучительной смерти Бориса - одной из лучших в спектакле - Губенко почти убирает "физиологию". Он играет до протокольности сдержанно и в то же время эмоционально приподнято, просветленно. Его герой - меж двух миров. Земным миром, насущными тревогами которого он еще живет, и небесным, для которого таких тревог не существует. Там важно лишь одно: жили ли ты по совести, внимал ли Богу, или не внимал. К слову сказать, Борис Годунов был искренне верующим человеком.

Другой вопрос, что Губенко не сразу "разыгрался" в восстановленном спектакле. Прошло немало лет, и что-то утратилось в его актерской театральной выучке. Да и роль чрезвычайно сложная. М. Швыдкой верно подметил, что "на первых спектаклях Н. Губенко недоставало истинно актерской свободы - он и во время действия продолжал выполнять функции режиссера, контролирующего поведение артистов на сцене. Но к концу сезона в его игре обнаружилась счастливая непредсказуемость, сулящая прорывы в неведомые глубины человеческой души, которые и составляют "звездные мгновения" творчества. Н. Губенко прозрел мучительную раздвоенность героя, устремленного в будущее, пытающегося услышать реальные голоса народа и истории и последовать им, но скованного призраками прошлого, толкающими к бездне. Трагическая необходимость и трагическая невозможность истинного покаяния"13.