Сергей Минаков - 1937. Заговор был

Таким образом, во-первых, Черчилль не отделяет Красную Армию от советского «коммунистического» руководства, но в то же время выделяет «вождей русской армии», надо полагать, тех, которых охарактеризовал генерал Уэйвелл по впечатлениям своей осенней поездки на маневры Красной Армии в сентябре 1936 г. (Ворошилова, Тухачевского, Егорова, Уборевича), как автономную, если не самостоятельную политическую силу.

Во-вторых, Черчилль четко рисует социально-политическую конструкцию России, приемлемой для Великобритании: «социалистическое государство», сильно вооруженное для поддержания своей национальной неприкосновенности», «не распространяющее своих (коммунистических) доктрин» иначе как «путем примера». В сущности, Черчилль вовсе не требует изменения социально-политического строя в СССР. Он предлагает руководству СССР лишь прекратить коммунистическую пропаганду и коммунистическую подрывную деятельность в других странах. Эти изменения во внешней политике Советского Союза — а речь идет именно и только о внешней политике — влиятельный британский политик считает непременным условием изменения позиции Великобритании в его отношении. «Если бы подобный поворот был предпринят ныне же, — ставит условие Черчилль, — он мог бы удовлетворить все страны, желающие поддержания мира и относящиеся благожелательно к русскому народу. Это сразу же ослабило бы напряжение во многих странах и сильно увеличило бы шансы русской безопасности. Это заставило бы и Германию, и Японию обнаружить свои настоящие планы. Это дало бы возможность Женеве совершать свое «превентивное» дело с большей уверенностью. Это вообще очистило бы атмосферу и придало бы силу союзу стран против «невызванного нападения», в чем заключалась бы единственная надежда — отвратить всеобщую катастрофу. Наконец, это устранило бы главное препятствие к сотрудничеству Америки в поддержании мира на Дальнем Востоке».

По сути дела, британский политик в завуалированной форме обещает советскому политическому и военному руководству, что при принятии означенного условия английское правительство приведет в действие все те рычаги «коллективной безопасности» против всякого «агрессора», к действенности которых взывало советское руководство и их представители в лице Литвинова и Тухачевского. Черчилль весьма прозорливо упомянул о «всеобщей катастрофе», новой мировой войне, которая неминуемо может развернуться в случае агрессивных действий Германии и Японии против СССР. Поэтому, выдвигая очерченные выше требования к руководству СССР, он возлагал на него и ответственность за судьбу не только своей страны, но и всего мира. «Теперь как раз подходящий момент для России, чтобы уменьшить свой риск и увеличить силу своего национального сопротивления, — предупреждал британский политик об уникальности и необратимости удобной международной ситуации для СССР. — К тому же и политика Сталина развилась за последние годы в этом направлении». Знаменательно, что Черчилль признавал позитивный характер действий советского политического и военного руководства. «Я не отказываюсь от надежды, — восклицает Черчилль, — что Россия сумеет использовать настоящий благоприятный момент! Германия сделала выбор и связала свою судьбу с Японией на пять лет. Расхождение между Германией и Россией может быть частью вызвано и коммунизмом, но, несомненно, относится и к территориальным претензиям Германии. Расхождение между Россией и Японией всецело относится к территориальным и империалистическим устремлениям». Черчилль таким образом дает понять и британским, и европейским политикам, и советскому руководству, что прекрасно осознает подлинную агрессивную сущность так называемого «Антикоминтерновского пакта», в рамках которого Германия и Япония, прикрываясь якобы борьбой против «русского коммунизма», на самом деле претендуют на российские территории. Здесь же Черчилль выражает также удовлетворение складывающимися враждебными советско-германскими отношениями. «Опасения в возможности соглашения между Россией и Германией в ущерб западным демократам, — пишет он, — значительно ослабели». И эту ситуацию британский политик выдвигает перед советским руководством в качестве дополнительного довода в пользу принятия выдвинутых им условий. «Тем более Русская республика должна была бы определить свое положение с несомненной ясностью, — со скрытым предостережением обращается Черчилль к руководству СССР. — В этом отношении ее свобода выбора значительно сузилась».