Сергей Минаков - 1937. Заговор был

Выбор на Путну в качестве военного атташе, направляемого в Англию, пал не случайно. Во-первых, Путна хотя и был по происхождению из литовских крестьян, однако человек он был не только способный от природы, но и имевший определенное, и не только военное, образование. Он родился в 1893 г., получил среднее образование, а затем окончил художественное училище, поскольку от природы был наделен способностями к рисованию и живописи. С началом Первой мировой войны, призванный в ряды русской армии, Путна был направлен в школу прапорщиков и в 1916 г. был выпущен в войска в чине прапорщика, в каковом качестве оставался и в 1917 г. В марте 1917 г. он вступил в большевистскую партию. Следует отметить, что, в отличие от многих других партийных красных командиров из бывших офицеров, Путна вступил в большевистскую партию по убеждениям. Поэтому, оказавшись в Красной Армии с начала 1918 г., он сначала был военным комиссаром полка, бригады, дивизии, а затем перешел на командную службу, став в конце 1919 г. командиром прославленной 27-й стрелковой дивизии в составе 5-й армии Тухачевского. Во главе этого соединения Путна под началом Тухачевского воевал на польском фронте и штурмовал мятежный Кронштадт, служил на Западном фронте в 1921–1922 гг. В. Путна уже имел достаточный опыт службы в качестве военного атташе в Германии и Польше. Он свободно владел немецким и польским языками. Направление его в Англию в качестве военного атташе было, однако, обусловлено не только его интеллигентностью, но и еще одним важным обстоятельством. В 1932–1934 гг. Путна был командующим Приморской группы войск Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии. В обстановке обострения советско-японских отношений, чреватых войной, вряд ли кто-либо лучше Путны мог убедить англичан в необходимости сближения с СССР и Красной Армией. Однако совершить прорыв в отношениях между британскими вооруженными силами и Красной Армией советское правительство рассчитывало, используя куда более мощную политическую фигуру, каковой с достаточным основанием считали фигуру маршала Тухачевского.

Начиная с января 1935 г. было заметно, как в советской пропаганде проводится популяризация Тухачевского, рассчитанная, разумеется, не только на «внутреннее потребление», но в гораздо большей мере на «потребление внешнее». Не вдаваясь в детали, хочу обратить внимание на то, что советское руководство, конечно, не без ведома, согласия, а скорее всего, по инициативе Сталина стремилось представить своим новым западным «демократическим» партнерам вполне для них респектабельную и близкую по духу и воспитанию фигуру Тухачевского. При этом давалось косвенным образом понять, что эта фигура почти самостоятельная и весьма влиятельная. Это проявилось, в частности, в беседе Сталина с Иденом, прибывшим в Москву в конце марта 1935 г. Сталин коснулся советско- германских переговоров о займе, а затем неожиданно сообщил Идену о слухах, распространяемых германским правительством о будто бы имевших место встречах Тухачевского и Геринга «для совместной выработки плана нападения на Францию». Сталин сказал, комментируя эти «слухи», что это «мелкая политика», но слухи не опроверг. По признанию Идена, он был изумлен упоминанием имени Тухачевского рядом с именем Геринга. «Это было странное сообщение, — признавался Иден в своих мемуарах, — к этому времени Тухачевский опубликовал статью настолько антигерманскую, что это вызвало дипломатический протест из Берлина». Б.М. Орлов полагает, что Сталин таким образом «стремился ослабить впечатление, произведенное статьей Тухачевского на Западе, зародить сомнения в искренности его антигерманской позиции». Думается, однако, что все было гораздо тоньше.

Во-первых, Сталин хотел показать, что новый курс, принятый советским правительством, не столь однозначно принят всеми в высшем советском руководстве, что неофициальный «лидер» Красной Армии Тухачевский занимает в этом вопросе самостоятельную позицию, не веря в эффективность нового внешнеполитического курса. Следовательно, Тухачевский — это самостоятельная политическая фигура, склонить которую в сторону Великобритании не так легко, что это еще предстоит сделать.

Во-вторых, Сталин давал понять, что и внешнеполитический курс СССР вполне может вернуться в свое прежнее «прогерманское русло». Как говорится, Сталин и советское руководство «набивали себе цену».

Иден тоже вольно или невольно лукавит: известная статья Тухачевского появилась в советской прессе лишь 29–31 марта 1935 г., а беседа Сталина с Иденом состоялась до публикации статьи Тухачевского. Поэтому вряд ли Тухачевский уже имел общепринятую репутацию сторонника сближения с Великобританией. Но интересно в связи с пассажем, допущенным Сталиным в беседе с Иденом относительно слухов о встрече Тухачевского с Герингом, то, что в СССР, в НКВД, считали, что эти слухи исходят от самих англичан.