Петр Мультатули - «Господь да благословит решение мое...»

В организации работы новой Ставки особенно проявилась роль царя. Первые дни своего пребывания в Ставке Император Николай II оставался в Императорском поезде. «Лесок, в котором стоял наш поезд, — писал он жене, очень уютен, но благодаря дождям там стало сыро, даже в вагонах; поэтому, чтобы быть поближе к моему штабу и жить в доме, я решил, что лучше и проще всего будет переехать в город» [219] Николай II в секретной переписке, с. 191. .

В дневнике Император записал: «Решил переехать в Могилев на жительство, оно гораздо удобнее во всех отношениях» [220] Дневники Императора Николая И, с. 545. .

Генерал Спиридович так описывал Могилев к моменту приезда в него Государя: «Могилев — губернский город, раскинулся на высоком берегу Днепра в 734 верстах от Петербурга и в 563 от Москвы. На самом возвышенном его пункте, над рекой, белеет губернаторский дом и здания присутственных мест. Около дома — сад. А невдалеке, над самым откосом, — городской общественный садик, из которого открывается прелестный вид на реку и Заднепровье» [221] Спиридович А. И. Указ, соч., с. 195. . «Здание старое, но вполне удобное, с садиком и очаровательным видом на Днепр и далекую окрестность — положительно Киев в миниатюре», — писал Император жене [222] Николай II в секретной переписке, с. 191. .

Полковник Генерального штаба В. М. Пронин так описывал царскую Ставку: «На южной окраине Могилева, на высоком и крутом берегу Днепра, откуда открывался прекрасный вид на заднепровские дали, стоял небольшой двухэтажный губернаторский дом. Здесь имел пребывание Государь Император во время своих приездов в Могилев. Почти вплотную к этому дому, или как мы его называли „дворцу“, примыкало длинное двухэтажное здание Губернского правления; в нем находилось Управление генерал-квартирмейстера, этого „святая святых“ всей русской армии. Перед „дворцом“ и Управлением была довольно большая площадка, обнесенная со стороны прилегавшего к ней городского сада и улицы железной решеткой. У парадного входа „дворца“, когда Государь был в Ставке, обыкновенно стояли парадные часовые от Георгиевского батальона, составлявшего охрану Ставки. Батальон комплектовался георгиевскими кавалерами — офицерами и солдатами всех строевых и пехотных частей армии, по особому выбору. Это, так сказать, были „храбрейшие из храбрых“. В ближайших аллеях сада и на прилегающей к площадке улице несли дежурство чины дворцовой полиции и секретные агенты, которых мы называли „ботаниками“. Дабы не обращать на себя внимание, они, внешне сохраняя непринужденный вид, словно прогуливались, останавливались у дерева или цветочной клумбы и как бы внимательно их рассматривали, в то же время зорко следя за всеми прохожими и проезжими. Невдалеке, напротив Управления генерал-квартирмейстера, за садом, в большом здании Окружного суда, помещалось Управление дежурного генерала Ставки, во главе которого стоял генерал Кондзеровский» [223] Пронин В. М., генерального штаба полковник. Последние дни Царской Ставки. Белград, 1930, с. 5–6. .

С переездом Ставки в Могилев город был превращен в укрепленный лагерь. Императорскую Ставку обороняли отдельный авиационный отряд, отдельная артиллерийская батарея, батарея воздушной артиллерийской обороны и другие конные и пешие отдельные воинские подразделения.

Важным последствием принятия Николаем II верховного командования стала та атмосфера в Ставке, которая пришла на смену нервной и импульсивной обстановке, царившей в ней при великом князе. Эта атмосфера определялась, в решающей степени, личностью самого Николая II.

Великий князь Андрей Владимирович, чьи воспоминания мы уже приводили, писал: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним свои присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у него есть доброе слово. Подбодрились все и уверовали в конечный успех больше прежнего» [224] Кобылий В. Указ, соч., с. 132. .

Атмосфера в Ставке, с приходом Царя, стала намного демократичнее. На киносеансах, в августейшем присутствии, всегда были солдаты в качестве зрителей, часто устраивались сеансы для детей и школьников. Эта атмосфера сохранилась до самой революции. 6 января 1916 года Николай II пишет императрице: «В пятницу устраиваю кинематограф для всех школьников». 1 июля 1916 года: «Вчерашний сеанс в кинематографе был интересен — показывали Верден. Я позволил присутствовать семьям военных, так что боковые ложи были полны дамами и детьми, стулья заняты мужьями, а весь верх, по обыкновению, солдатами» [225] Николай II в секретной переписке, с. 501. .