Один из очевидцев тех событий писал уже в эмиграции в 1941 году: «Для объяснения обстоятельств, при которых Императору пришлось самому принять общее командование армией, мы позволим себе сделать некоторое отступление. После нанесения удара макензеновской фалангой 3-й армии под Горлицей, русские войска, начиная с весны 1915 г. до самой осени 1915 г., находились в полном, беспорядочном отступлении. В результате чего враг проник далеко вглубь коренной русской земли, захватил лучшие мощные железнодорожные магистрали и богатейшие области, штабы растерялись, и руководство армиями расстроилось. Получилось полное впечатление краха. Армия, преследуемая энергичным противником, не отступала, а бежала, бросая по дороге материальную часть и огромные склады продовольствия и фуража, взрывая форты сильнейших крепостей и оставляя без одного выстрела прекрасно укрепленные позиции. Штабы давали только один приказ: „назад и как можно скорее и дальше назад“. Нужно было какое-то крупное решение. И вот в этот момент Государь принял на Себя всю ответственность за дальнейшую судьбу Отечества» [77] Русская летопись. 1928, № 7.
. Император Николай II не мог спокойно смотреть на то, что происходит с его горячо любимой армией. Он понимал, что великий князь не справляется с возложенной на него задачей.
Надо сказать, что это было очевидно не только императору. Это понимали многие военные, это понимали многие члены правительства, а также и сам великий князь. «Бедный Н., - писал Николай II императрице Александре Федоровне в письме от 11 мая 1915 года, — плакал в моем кабинете и даже спросил, не хочу ли я его заменить более способным человеком. Я нисколько не был возбужден, я чувствовал, что он говорит именно то, что думает. Он все принимался меня благодарить за то, что мое присутствие успокаивало его лично». [78] Николай II в секретной переписке, с. 142.
Не правда ли, вырисовывающаяся картина не совпадает с расхожими фразами о «слабом царе» и «сильном великом князе»? «Летом 1915 года, — вспоминает А. А. Вырубова, — Государь становился все более и более недоволен действиями на фронте великого князя Николая Николаевича. Государь жаловался, что русскую армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточно боевых патронов. Как бы подтверждая слова Государя, началось поражение за поражением; одна крепость падала за другой, отдали Ковно, Новогеоргиевск, наконец, Варшаву. Я помню вечер, когда императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говорится, лица не было. Он почти потерял свое всегдашнее самообладание. „Так не может продолжаться, — воскликнул Он, ударив кулаком по столу, — я не могу сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромят мою армию; я вижу ошибки, — и должен молчать. Сегодня говорил мне Кривошеий, — продолжал Государь, — указывая на невозможность подобного положения“. […] После падения Варшавы Государь решил бесповоротно, без всякого давления со стороны Распутина или Государыни, встать Самому во главе армии; это было единственно его личным, непоколебимым желанием и убеждением, что только при этом условии враг будет побежден» [79] Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Москва: Советский писатель, 1991, 156–157.
.
С. Мельгунов пишет в своей книге: «Царь будто бы сказал однажды: „Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет — наступать надо, а отступать нельзя“» [80] Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. (Заговоры перед революцией 1917 года). Париж: Родина, 1931, с.28.
.
Настроения в правительстве также явно толкали Императора Николая II к принятию этого решения. Так, министр Кривошеин заявил, что «ставка ведет Россию в бездну, к катастрофе, к революции» и высказал мысль, что если бы Верховным Главнокомандующим был Государь, то это было бы благом, так как вся власть, военная и административная, сосредоточилась бы в одних руках [81] Все сноски по заседанию Кабинета министров и высказываниям его членов приводятся во гл. 2 данной книги.
. Министр иностранных дел Сазонов говорил, что в Ставке распоряжаются «безумные люди», а военный министр Поливанов постоянно твердил, что «Отечество в опасности».
Великий князь Андрей Владимирович писал в своем дневнике: «К нам в штаб приехал Ф. Ф. Палицын. Ф.Ф. крайне недоволен, что Ник. Н. дали титул „верховного“. „Это никуда не годится, — говорил Ф.Ф. — Нельзя из короны Государя вырывать перья и раздавать их направо и налево. Верховный Главнокомандующий, верховный эвакуационный, верховный совет — все верховный, один Государь ничего. Подождите, это еще даст свои плоды. Один Государь Верховный, ничто не может быть, кроме него“» [82] Дневник б. великого князя Андрея Владимировича. Редакция и предисловие В. П. Семенникова. Л.: Госиздат, 1925, с. 35.
.
Читать дальше