Роман Гуль - Азеф

- Они все не то, - сморщился Азеф.

- Так все уже и не то! - засмеялся Савинков, ласково ударяя по плечу Азефа.

- А что? Тебе хочется съездить в Крым?

- Отчего же? Говорю, я люблю Крым, взял бы Двойникова, Назарова.

- Не знаю. Нет, Борис, я без тебя тут совсем развинчусь. Впрочем, если ты хочешь...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

В одиночной камере севастопольской гауптвахты Борис Савинков стоял на табуретке и, положив на высокий, узкий подоконник руки смотрел в квадратный кусок голубого неба.

Уже с Харькова ему показалась слежка. Но Назаров и Двойников разуверили. В Севастополе в гостинице "Ветцель", где он остановился под именем подпоручика в отставке Субботина, подозрителен был рябой швейцар. Но счел за свою мнительность. Да и действительно в день коронации всё произошло невероятно глупо.

День был жаркий. Савинков ушел к морю. На берегу лежал, смотря на выпуклую, серебрящуюся линию горизонта. Волны ползли темными львами, шуршали пеной о мягкую желтизну песка. Бежали парусники. Вдали нарисовался кораблик, как игрушка. Савинков долго лежал. Потом, по пути в гостиницу, услышал удар. "Бьет орудие", подумал. И вошел в вестибюль "Ветцеля". Но на лестнице кто-то крикнул: - Застрелю, как собаку! Ни с места! - И площадка наполнилась солдатами.

Савинкова крепко схватили за руки. Совсем близко было лицо поручика с выгоревшими усами. Поручик в упор держал черный наган. Савинков видел сыщика с оттопыренными ушами и бельмистыми глазами. Но сыщика оттолкнул поручик, потому что он наступил в свалке поручику на ногу. - Ведите для обыска! - закричал поручик. И Савинкова втащили в номер и начали раздевать.

2

Сознание, что именно он, а никто другой через день будет повешен, перевернуло в душе всё. Стоя у окна, смотря в решетчатый, голубой квадрат, Савинков ощущал полную оторванность от всего. Всё стало чуждо, совершенно ненужно. Нужнее всего было это окно.

"Буду болтаться, как вытянувшаяся гадина, и эта гадина будет похожа на Савинкова, как неудавшаяся фотография". - Савинков слез с табурета, прошелся по камере, заметил, что в двери заметался глазок. "Подсматривают", остановился он и стало смешно. "Я в синем халате, в дурацких деревянных туфлях, чего же подсматривать?". И, прорезая сознание, резко прошла мысль: "Всё равно. Осталось держаться на суде так, чтобы все знали, как умирал Савинков".

"Гадость", - думал он, - "повесят". Вспомнил, давно в именьи рабочие вешали какую-то собаку. Пес извивался, когда тащили, вился змеей в петле, потом протянулся, высунув язык. Рабочий подошел, дернул за ноги, в собаке что-то хрустнуло. Оборвалось сухожилье что ли...

В коридоре послышались шаги ошпоренных ног. Винтовки звякали, прикладами ударяясь о каменный пол.

"Идут".

Шаги и голоса затоптались у двери. Завертелся ключ. Савинков увидал на пороге караульного офицера.

- Приготовьтесь к свиданию с матерью.

Меж любопытно смотревших солдат с винтовками, вошла старая женщина, не в шляпе, как представлял ее себе Савинков, а в косынке, с седыми висками. И вдруг, старая женщина, его мать закачалась. Савинков бросился к ней, застучав по полу туфлями. Упав ему на руки Софья Александровна Савинкова резко, странно, высоко закричала.

- Мама, не плачь, наши матери не плачут.

Солдаты у дверей смотрели деревянно. Громадный детина даже улыбнулся.

- Каков бы приговор не был, знай, я к этому делу непричастен. Смерти я не боюсь, я готов к ней.

"Боже мой, Боже мой, как он худ", - думала Софья Александровна.

- Боря, дело получило отсрочку, приехали адвокаты, завтра будет Вера, я получила телеграмму.

- Свидание окончено.

Ощутив на губах смоченные слезами, морщинистые щеки матери, он выпустил ее из рук. Софья Александровна тихо вышла, окруженная солдатами.

3

Через полчаса, в уборной Савинков увидел Двойникова. Выводные курили, толкуя о смене Белостокского полка Литовским. И эта смена им была нужна и интересна. А Савинков говорил обросшему колючей бородой Двойникову:

- Эх, Шура, это пустяки, что отсрочка, ну повесят стало быть не 17-го, а 19-го.

- Повесят? - дрогнувше пробормотал Двойников. - Всех? И Федю?

- И Федю.

- И вас?

- И меня.

Кивнув вниз головой, словно от короткого удара. Двойников тихо произнес:

- Федю жалко. - Помолчав добавил: - Часы при обыске взяли. Не отдают.

- Часы теперь ни к чему, Шура. Выводной сплюнул и крикнул:

- Ну ребята, айдате!

4

Всё было ясно: - виселица. Но всё смешалось, когда в камеру ввели Веру. Ее глаза показались настолько испуганными, что Савинков думал: - не выдержит, упадет. Но, обвив его шею, Вера прошептала: "приехал Николай Иванович", и крепко, неотрывно целуя его, зарыдала.