Роман Гуль - Азеф

- Скажите пожалуйста, почему кричат на улицах,

что значит "замордовано".

- Убили министра Плеве, - сказал обувник, - замордовано значит убили.

- Благодарю вас.

Азеф подъехал на извозчике. Он был бледен, волнение всё еще не покидало его.

- Убит бомбой, сделано чисто, - пробормотал он. - Я был на почте, завтра приезжает Савинков. Явка в 2 часа в "Кафе де Пари". Купите хорошее платье. Ресторан первоклассный. Вторая явка на Уяздовской в шесть. Если я не увижу Савинкова, передайте, чтобы стягивал товарищей в Женеву.

- Разве вы уезжаете?

Азеф осмотрел ее с ног до головы.

- Я никуда не уезжаю, говорю на всякий случай, понимаете? Завтра должны обязательно быть на явке. А сейчас прощайте.

27

В "Кафе де Пари", куда пришла Прасковья Семеновна в дорогом коричневом платье с кружевами, Азефа не было, не было и Савинкова. От трех до шести Прасковья Семеновна гуляла в польской, нарядной толпе на Уяздовской аллее, неподалеку от "Кафе де Пари". И здесь не встретила ни Азефа, ни Савинкова. Прасковья Семеновна ходила в большом волнении, не зная, что же ей делать?

В магазине ювелира, стрелка показывала - семь, - ждать бесполезно. Ивановская пошла в направлении Нового Света. Но вдруг, на мгновенье, возле Уяздовского парка показалась знакомая, худая фигура. Господин приближался, в светлом костюме, в панаме. В двух шагах он пристально взглянул на Ивановскую. Прасковья Семеновна остановилась: - похож на Мак-Кулоха, но не Савинков.

Господин шел прямо к ней, странно улыбаясь улыбкой похожей на странную гримасу.

- Прасковья Семеновна?

- Это вы? - тихо произнесла Ивановская. - Господи, на вас лица нет!

Даже теперь Ивановская его не узнавала. Лицо сине-бледное, заостренное во всех чертах, с пустыми узкоблещущими глазами. Другое лицо.

Ивановская бессильно проговорила: - Кто, скажите, кто?

- Егор.

- Погиб?

- Тяжело ранен.

- Господи, Егор, - закрывая лицо руками в кружевных перчатках, прошептала Ивановская, на старушечьих глазах выступили слезы.

- Давайте сядем, - сказал Савинков.

Мимо шла праздничная толпа. Савинков рассказывал о Егоре, об убийстве, об аресте Сикорского. Кончив, добавил :

- Я видел Азефа, он торопился, сказал, что должен ехать, заметил слежку, он выехал в Женеву.

- Он просил передать, чтобы стягивали туда товарищей.

- Да, да, для нового "дела", - усмехнулся Савинков странной, новой, неопределенной полуулыбкой, - я не знал, что убивать трудно, Прасковья Семеновна. Теперь знаю. Рубить березу, убить животное проще, а человека убить трудно. В этом есть что-то непонятное... метафизическое...

- Вы куда же теперь? Заграницу? - перебила Ивановская.

- Да, - сказал Савинков, - лиха беда начало.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Окна гостиницы "Черный орел" выходили на набережную Дуная. Говорят, что Дунай голубой. Дунай синий. Но ни на синеву вод, ни на белые пароходы из окна гостиницы не смотрел Азеф. Запершись в номере он писал Ратаеву:

Дорогой Леонид Александрович!

Я совершенно потрясен происшедшим. Но не буду вам об этом писать, мы скоро увидимся. Я думаю приехать в Париж в скором времени. Ужасно, ужасно, дорогой! 7-го июля я писал вам письмо из Вильны, прося выслать мне 100 рублей, после этого 9-го оттуда же послал телеграмму, но денег не получил, так как по делам должен был выехать в Вену. Здесь живу с 11-го, кое-что есть интересное. Будьте добры, распорядитесь высылкой денег сюда, как всегда высылаете. Пробуду здесь еще несколько дней и через Женеву проеду в Париж, где повидаемся. Есть очень интересные сведения, которые сообщу в следующем письме.

Ваш Иван."

Слегка высунув красный язык, Азеф заклеил языком письмо.

2

Савинков несколько ночей не спал. Это было неожиданно. Плеве не покидал его. На столе валялись газеты с изображением старого министра. Савинков смотрел на них. Лицо старика не менялось. "Может быть, надо больше мужества посылать на смерть других, чем идти самому? Всё равно, сидеть ли у церкви Покрова иль метать бомбу. Этого старика я разорвал на части. Как революционер я ненавидел его, хотел его смерти. Смерти хотела Россия, он должен был пасть и пал. Да, да. Всё логично и ясно. Но почему же Ивановская не узнала меня? Почему бессонница? Нервы? Потому, что убил? И совершенно всё равно кого: министра ли, собственную ли жену, товарища, чорта, дьявола? Не думал, что будет след. Метафизическая ерунда, оказывается, существует. Говорят, в Берлине живет с женой и детьми палач. По профессии он ездит и отрубает головы. Одевается в цилиндр, сюртук, отрубив возвращается к жене и делает детей. Что же? Ничего. Интересно спросить этого немца, "нна, мол, Негг Schulze, wie geht's sonst?" He может же быть, чтобы ничего не оставалось у герра Шульце? Хотя может быть у герра Шульце и не должно оставаться. У меня ж, оказывается, остается какая-то метафизическая ерунда..."