Иса Гусейнов: Судный день

Послание не имело ни адреса, ни подписи, но мюриды по прочтении распознавали авторство Фазла и по известным им символам истолковывали письмо. "Хакк" - означало Фазл, "высокий минбар" - шахский трон, "Высокоименитый" сам шах, "один человек" - шейх Азам, "армия" - тимуриды, "свершить намаз" вести тайные переговоры. Из послания следовало, что Фазл не видит иных путей спасения, кроме тайных переговоров вернувшегося из дальних странствий дервиша Сеида Али с шахом.

Мюридам по прочтении письма стало ясно, что Фазлу недолго оставаться в батинитах (Батинит - здесь: подпольщик - ред.) и в ближайшие дни произойдут решающие события, добрый или злой исход которых всецело зависит от воли ширваншаха Ибрагима.

Волнения мюридов, их готовность к восстанию сменились напряженным ожиданием. Все чаяли вести из дворца Гюлистан, сплошной серокаменной громадой высящегося на склоне горы над Шемахой.

2

По свидетельству летописца Шами, за двенадцать лет до описываемых событий, ранней весной тысяча триста восемьдесят второго года в Ширване произошло восстание, свергшее династию Кесранидов и положившее конец персидскому владычеству, но во всей стране один лишь человек не знал и не ведал о нем, и человек этот был Ибрагим.

Распахав на паре быков пашню и притомившись, к полудню он прилег отдохнуть под деревом и заснул. Посланцы восставшего аснафа и земледельцев нашли Ибрагима сладко спящим на голой земле и, не решаясь разбудить, возвели над ним шатер, чтобы солнце не било ему в глаза, и, рассевшись вокруг, стали ждать его пробуждения.

"Надо ж такому быть, - умиленно-радостно перешептывались представители ремесленных общин, - надо ж случиться такому: мы шли на смерть и проливали кровь ради справедливости, а справедливость - вот она, спит и ни о чем таком не ведает. И во сне небось не видит, что шахом стала".

Крестьяне же, глядя на распряженных быков, на соху, на комья земли, приставшие к рукам спящего Ибрагима, плакали от счастья и приговаривали: "Сподобились! Дожили до дня радостного, когда свой брат землепашец на шахский трон сядет!", "И пахарь, стало быть, шахом стать может!", "Взошла над Ширваном звезда счастья!>

По словам летописца, Ибрагим, проснувшись и увидев над головой шатер, а вокруг сидящих в ожидании незнакомых людей, изумлен был несказанно. Представители же посланцев сказали: нам, мол, из истории ведомо, что ты происходишь из славного рода нашего справедливого шаха Манучехра, к тому же ты свой человек, землепашец, знаешь, каково жить и растить детей под кнутом гнета; опять же, на нас, слыхать, Тимурленок походом собирается, и Тохтамыш-хан, слыхать, на земли наши зарится; нам свой родной человек на троне нужен, чтобы цену нам знал, не давил чтобы налогами, от чужеземцев защищал, из числа детей наших единокровных армию надежную собрал для защиты земли нашей от грабежей и побоищ; а посему, хочешь не хочешь, мы всем миром шахом тебя поставили. Вот царский выезд Кесранидов, кони отборные в драгоценной сбруе, зови жену и детей, поедем, садись на шахство.

Летописец, с почтительным умилением поведавший об этом удивительном происшествии из жизни нового ширван-шаха, конечно же знал, что, и распахивая пашню, Ибрагим вовсе не был пахарем, что неподалеку от пашни, в его именин, и подалее, в Дербенте, жило множество его родственников, которые задолго до восстания распространяли по всему Ширвану весть о том, что в скором будущем из рода Манучехра Справедливого (Манучехр II 1096 - 1120 гг. - ред.), со дня смерти которого прошло более двухсот шестидесяти лет, объявится такой же справедливый шах, и шахом этим будет Ибрагим. Однако летописец ни словом не упоминает дербентских родственников Ибрагима. Скажи он о родичах, искусно плетущих сказку о грядущем шахе из рода Манучехра Справедливого и завлекающих в ее сеть народ ширванский, ему бы задали резонный вопрос: мол, как же могло случиться, что Ибрагим не ведал об этих разговорах и спал безмятежно в тот самый день, когда весь Ширван, взявшись за оружие, восстал? Резонный вопрос-смерть для сказки. Возможно, летописец не хотел портить сказку о шахе-землепашце и попросту опустил некоторые подробности. А может быть, он не был волен выбирать между правдой, как она была, и сказкой, ибо сказки, создаваемые, сильными мира сего, обретают, как водится, лучину правды.

Правда же заключалась в том, что Ибрагим сам был из династии Кесранидов. Сын дербентского правителя Мухаммеда ибн Кейгубада, родного дяди по отцу последнему кесранидскому ширваншаху Хушенку ибн Кавусу ибн Кейгубаду, перс по происхождению, он принадлежал к ветви большого рода Кесранидов, породнившегося с азербайджанцами и именовавшегося как в официальной родословной книге "Седжере", так и народе по родовому ширванскому владению- Дербенди. Принц Хушенк, унаследовав престол своего отца Кавуса ибн Кейгубада и став ширваншахом, ограничил своего дядю Мухаммеда в его правах и владениях, а его старшего сына Ибрагима, уродившегося большими голубыми глазами и золотистыми волосами в мать-азербайджанку, сочтя его опасным для трона, отослал в поместье под Шеки, подальше от Дербента и Шемахи. Ибрагим, проживши там до возраста возмужалости, как говорит Шами, то есть до сорока, и перевалив его, заснув в один прекрасный день на голой земле и проснувшись в царском шатре, знал заранее и о дне восстания и свержения трона тирана, и даже о дне казии своего двоюродного брата Хушенка. Потому что, хотя в день восстания он пахал землю, на тайном совете глав восстания-уста-баши и дербентских родичей - он тем не менее присутствовал и самолично назначил день восстания и дал приказ о казии Хушенка. Было оговорено также, что в этот день представители повстанцев найдут его на пашне за сохой: так советовал его наставник и старый друг отца, кази Баязид, и совет был одобрен и принят Ибрагимом.