Если в летних дворцах, основания которых омывают голубые волны итальянских заливов, находится женщина консульской породы или какая-нибудь смуглая молодая девушка, жемчужина любви для азиатских гинекеев, хотя бы она происходила от тех триумфаторов, которых слава прогремела по вселенной, хищники наперед знают цену знатности и красоты ее. Благородная матрона — залог для дней будущих неудач; девица, выставленная нагая на рынках Востока, продается на вес золота, стыдливость ее оценивается подобно прелестям, и боспорские сатрапы готовы отдать провинцию за каждую слезу ее.
Если какая-нибудь галера, украшенная римской волчицей, истощив все средства защиты, вступает в переговоры, тогда пираты разделяют экипаж на две части. Тех, которые просят о пощаде, приковывают к скамье гребцов. Те, которые, гордясь титулом римского гражданина, грозят победителям местью своего отечества, тотчас становятся целью зверской насмешки. Пираты, как будто сожалея о своей дерзости, падают ниц перед ними. «О, конечно, — восклицают они, — ступайте, вы свободны, и мы будем слишком счастливы, если вы простите нашу непочтительность!» Потом отводят их на борт корабля и сталкивают в пучину.
Говорить ли, что в униженном Риме ни один великодушный голос не возвысился против этого бича. Прибавить ли, что скупость некоторых могущественных людей, отвратительная расчетливость политических партий долго благоприятствовали этим ежедневным бедствиям и жили тайным барышом от народного траура, пока, наконец, из крайности зла вместе со стыдом подвергаться ему, возникла необходимость положить ему предел.
Конвой хлеба из Сицилии, Корсики и с берегов Африки, взятый киликийцами, произвел страшный голод в Риме. Народ, восстав, обратил город в огнедышащий вулкан, и патриции, и трибуны, стоя между двумя предвестниками близкой гибели, прекратили на время свои интриги, чтобы пособить всеобщему бедствию. Народу дают оружие, указывают врага, произведшего между ним голод, и сто тысяч волонтеров, разместившись на четырнадцати флотилиях, подобно хищным орлам бросились на все морские пути.
Помпей, уже знаменитый, управлял этой обширной экспедицией, и четырнадцать сенаторов, известных мужеством и опытностью, под его начальством командовали отдельными флотилиями этой импровизированной морской армии, быстрота организирования которой Ихмеет мало примеров в истории. Пятьсот кораблей поплыли к Азии, заграждая все сообщения Востока с Западом и уничтожая все, что покушалось пройти мимо них. Стесненные более и более этим убийственным оплотом, пираты в отчаянии и беспорядке возвращаются в Киликию и сосредоточиваются в крепости Карацезиум, чтобы попытать шансы решительной битвы. После сорокадневной поездки, ознаменованной значительными призами и уничтожением множества пиратов, Помпей принимает последний решительный вызов, сжигает их суда и превращает в прах стены Карацезиума. Потом, высадившись со всею армией, преследует свою победу» берет и уничтожает одно за другим все укрепления, сооруженные между берегом и Тавром, в которых спрятаны бесчисленные сокровища, награбленные в Греции, Италии, Испании. Но, кончив это дело, римский полководец пощадил остатки побежденных и на берегу, свидетелем своего подвига, соорудил город, некогда цветущий [3] Помпейополис, в шести милях от Тарза на берегу Карамании. — Примеч. пер.
, передавший нам память, об этой странице из его жизни.
Таков был конец морского разбойничества в древности — великая заслуга, которую Рим не оценил достаточно, потому что отказал Помпею в заслуженном триумфе.
Когда Римская империя вместе с суровостью народных добродетелей лишилась всемирного скипетра, необъятное наводнение открыло Средние века [4] В Средние века морские разбои состояли только в отдельных, разрозненных фактах, без прямого влияния на политические события. Хроника Олауса Вормиуса говорит только, что датские короли сами занимались этим ремеслом в северных морях. Известно также, что знаменитый Ганзейский союз отчасти составился против хищничеств Виталийских Братьев. — Примеч. пер.
. Вооруженные миграции Севера и Востока заглушили последние вздохи древней образованности. История, видя такие события, ужасается бедствий, угрожающих миру; но возник один народ, носивший в себе судьбы будущего, и в тот день, когда около конца пятого столетия предводитель одного германского племени шагнул за Рейн, перевернулась страница в книге вечности. Шесть тысяч франкских воинов являются с Кловисом; имя их — свободные люди, они начертывают место своего завоевания от Рейна до Пиренеев и от океана до Альпов. Победа верна им, побежденные возделывают для них землю. Событие это служит политическим переворотом, навеки памятным. Галлия, пять столетий принадлежавшая Риму, становится государством самостоятельным.
Читать дальше