Андрей Фурсов - Колокола истории

Для капитализма логическим решением проблемы утилизации/неутилизации определенных зон могло бы стать выпадение их из его мировой системы, организация и наведение там порядка на новых, современных, пусть и некапиталистических основах. Но таковые в мировой системе капитализма могли быть только антикапиталистическими. Иными словами, на определенном этапе развития капиталистической системы в ней объективно возникает не просто возможность возникновения антикапиталистической зоны, но даже спрос на нее, потребность в ней, в том, чтобы она непроизводственным и пусть некапиталистическим путем решила для капитала проблемы, которые он сам не мог решить при данной форме организации самого капиталистического производства.

Если несовпадение субстанции и функции капитала по линии производительных сил и производственных отношений породило возможность существования антикапиталистической зоны, потребность в ней и даже примерно очертило ее контуры, то другое проявление этого несовпадения — между властью и собственностью — предоставило социосистемные средства для реального возникновения такой зоны.

Автономно-обособленное существование властных государственно-политических форм, создание или овладение которыми не требовало капитала-субстанции в качестве необходимого условия, означало возможность использования их как форм организации любыми социальными группами в мире, Эти группы могли применить их против кого угодно — против других групп, всего народа, против самого капитализма. Этот капитал-субстанцию можно использовать только положительно по отношению к капитализму. Капитал-функцию, будь то государственно-политическая или идеологическая (например, марксизм), ее формы, можно использовать и положительно, и отрицательно. Следовательно, капитализм как мировая система, расплачиваясь за неспособность положительно производственно и политически освоить мир, который он на рубеже XIX–XX вв. охватил как система производственных отношений и обмена, не только выработал потребность в некапиталистической/антикапиталистической зоне, но и выковал средства удовлетворения этой потребности. И потребность, и средства возникли как формы существования и воспроизводства основного противоречия капитала — между субстанцией и функцией.

В соответствии с внутренней логикой развития капиталистической системы функциональная капитализация мира опережала субстанциональную. Мир становился сетью производственных отношений капитализма, иными словами, комплексом функций капитала, безотносительно к социальной природе конкретных социальных систем, включавшихся в мировой рынок, независимо от того, имелось там индустриальное капиталистическое производство, т. е. произошла субстанциональная капитализация или нет. Адаптация к этой функциональной капитализации и включение в мировую систему новых («незападных») районов были тоже прежде всего функциональными, часто с очень слабой или просто отсутствующей капиталистической субстанцией, представленной капиталом. Происходило это посредством или торговли, или (а иногда — и) создания современных институтов во властной и нематериальной сферах. Чтобы быть включенными в мировую систему, и не в ущерб себе, а на своих или хотя бы частично своих условиях, и уж тем более чтобы конкурировать с «субстанциональным ядром» — если не в экономике, то хотя бы в мировой политике, — господствующие группы той или иной страны должны были создать, заимствовать некие организационные формы. Последние не могли быть не чем иным, как функциональными формами капитала, формами, воспроизводящими его властные, социальные функции: государство современного типа, бюрократия, финансовая система и, конечно же, прежде всего армия, военная организация, откристаллизовавшаяся в ходе Тридцатилетней войны (1618–1648). Думаю, правы те историки, которые именуют западноевропейскую армию XVII в. первой по-настоящему капиталистической организацией, «социальной фабрикой». Но ведь создание, функциональная и формальная имитация таких «фабрик» были возможны и там, где капитал как субстанция был слаб или где его не было вовсе. Достаточно было наличия некой структуры, определенного субъекта и его воли к власти.

Усвоение и использование капиталистических форм и функций становятся особенно важными для тех, кто сопротивляется капиталу как субстанции, не имея таковой в достатке. Без овладения социофункциональным «универсальным лексиконом» капитализма диалог с ним, включение в его систему были невозможны. Для того чтобы включиться, нужно сделать включатели. Так, Петр I, для того чтобы не оказаться битым в борьбе за Место в мировой системе, чтобы войти в нее на своих условиях или хотя бы достойно, вынужден был создать современную армию, современное государство и другие институты — современные в том смысле, что они должны были быть воспроизведением тех институтов на Западе, которые там выполняли капиталистическую функцию. Разумеется, внешний фактор — не единственный и, возможно, даже не главный среди причин петровских преобразований, но в данном случае сути дела это не меняет. Главное в том, что в России создание таких форм не имело под собой фундамента капиталистической субстанции. Позднее, во второй половине XVIII в., в самодержавной системе эта субстанция начала возникать. Но она вплоть до коммунистической революции оставалась слабой как сама по себе, так и по сравнению с функцией, воплощенной в определенных неэкономических институтах. Ее слабость по сравнению с переразвитой (по отношению к ней) функцией и обусловила возможность революции.