Андрей Фурсов - Колокола истории

Последнее вовсе не означает ни отказа от прошлого, ни разрыва с ним. Напротив, многие принципы нашего кровного европейского рационального знания, бесспорно, сохранятся и будут выполнять роль путеводной звезды. Это и принцип Сократа: «Я знаю, что я ничего не знаю» (он особенно важен для создания новой системы знания, осмысливающей традицию вспять); это и «бритва Оккама»; это и принцип Декарта: «Определяйте значение слов»; это и принцип интеллектуального радикализма Маркса — идти до самой глубины, до самого конца в познании вещей; это и правило А.Швейцера: «В споре побеждает тот, кто может вскрыть корни, основу позиции противоположной стороны». Ну, и, конечно же, это «правило Лютера»: «Дух Истины болезнетворен». Почему? Вот как отвечал на этот вопрос человек, в мозгу которого родилась великая социальная революция, исторически оказавшаяся капиталистической. «Дух Истины болезнетворен, — писал Лютер, — ибо Истина нелестна. И он повергает в болезнь не просто того или этого человека, но весь мир. И уж такова наша мудрость, чтобы все озлить, онедужить, осложнить, а не оберечь, опосредовать и оправдать, как если бы посреди чистого поля свободной, ясной и готовенькой стояла Истина».

Хорошо сказано — годится в качестве эпиграфа для разработки новой, постнаучной и постидеологической системы рационального знания о мире. Хорошо как теоретически, так и — особенно — практически. Дух Истины действительно болезнетворен. Поэтому ее поиск происходит в лучшем случае в равнодушно-безразличном мире, а в худшем — во враждебно-завистливом и стремящемся к фрасибуловой нивелировке, в мире, в котором великие труды в науке и искусстве, вознаграждаются, как заметил Леонардо да Винчи, голодом и жаждой, тяготами, ударами и уколами, ругательствами и великими подлостями. Но другого мира нет. Нет у меня для тебя другого мира, человек, как сказал бы товарищ Сталин. И Истина, истины действительно нелестны — особенно социальные истины, потому что они многих лишают надежды — на будущее, на улучшение, на освобождение. Чаще всего социальные истины приговаривают людей быть сизифами. А потому в лучшем случае многим, если не большинству, они неинтересны: зачем это? Спокойнее жить с мифами и в них. Вне мифов — выбор, ответственность и расплата как за счастье, так и за несчастье. «Во многой мудрости много почали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь». Это было известно еще во времена Экклезиаста. Мир — в этом отношении не изменился. И едва ли изменится в XXI в, и вообще когда-нибудь.

Кто знает, не суждена ли новому рациональному знанию о мире судьба тайного знания — ведь говорил же Платон: даже если мы откроем, кто Творец этого мира, имя его не следует сообщать всякому. Особенно если новое знание станет новым оружием, одновременно орудием и предметом как труда, так и борьбы, их locus standi и field of employment.

В любом случае новое рациональное знание будет развиваться в неблагоприятных (по крайней мере, по сравнению с предшествующими тремя-четырьмя столетиями) условиях, в ситуации острой социальной борьбы, в том числе и в сфере самого знания. При этом необходимо помнить: у европейского исторического субъекта нет вечных истин и теорий, у него есть вечный интерес — самосохранение и самовоспроизводство в качестве индивидуального субъекта, личности, вступающей в самостоятельные отношения с Абсолютом. Все остальное — теории, средства, методы — относительно и преходяще.

Короче, необходима Великая Ревизия всей европейской мысли, ее переоркестровка, переосмысление и осмысление вспять. Все или почти все стало со-временным. По-видимому, этот Вывих Времени нe будет длительным, скорее, это будет исторический миг, но «есть только миг, за него и держись». Надо держаться крепко. И крепко думать, использовав редкую, выпадающую раз в несколько столетий, а то и тысячелетий возможность преломления времени, когда со-временным и рядоположенным на какой-то период становится то, что разделено веками.

Кончилась Современность, и все, что существовало до нее, оказывается со-временным, своевременным. А вот она сама и ее идейные системы — похоже, нет. Мы же получили возможность свободы маневра в конструировании новых идейных систем и новых теорий на «поле» двадцати пяти веков европейской истории. Это — увлекательная, ответственная и опасная игра., но она необходима, иначе нам суждено все время наступать на грабли. Не надо полагать европейское досовременное знание мертвым. Оно — живое. Более того, оно во многих отношениях не завершено, его нужно развивать, осмысливать вспять, использовать как кирпичики для строительства нового знания.