Андрей Фурсов - Колокола истории

Европейская спиральная (или восходящая) циклистика, в которой к тому же каждый цикл имеет, используя геометрический язык, форму не круга, а различных по длине и ширине эллипсов, отчасти похожа на ту картину истории, которую рисовал Джанбатиста Вико — историк XVIII в., т. е. допросвещенческий, а потому отброшенный Современностью и прогрессистской мыслью, которая линейный прогресс, характерный прежде всего для субъекта определенного типа, перенесла, во-первых, на развитие социальных систем; во-вторых, на развитие всех социальных систем.

Задача переосмысления европейской мысли ныне заключается не только в том, чтобы преодолеть марксистскую и либеральную традиции (сюда необходимо добавить и консервативную), коренящиеся в XIX в., не только в том, чтобы переосмыслить наследие XIX в. Речь идет прежде всего обо всей просвещенческой парадигме. И следует не переосмысливать ее (хотя и это необходимо, особенно с историческо-научной точки зрения), а строить заново — пользуясь выражением И.Валлерстайна не rethink, a unthink, так сказать, «осмыслить вспять». Речь идет о том, чтобы, стартовав с великой «барочной мысли» XVII — начала XVIII в., встав на плечи ее гигантов, попытаться выработать непросвещенческую (ясно, что она будет если не антикапиталистической, то некапиталистической) современную (modern) мысль — мысль, альтернативную просвещенческой. Короче, сделать то, что совершила русская литература XIX в., ставшая одновременно современной (modern) и антикапиталистической, антибуржуазной, в чем и заключается ее уникальность.

Однако «вспятьосмысление» не может ограничиваться эпохой капитализма, двойным критическим анализом — опыта капитализма и опыта его осмысления. Это лишь первая, начальная стадия, так сказать, плавание в мелких водах. И если мы остановимся на этом, то едва ли можно говорить о полноценной реализации проекта переосмысления и «осмысления вспять». Суть дела в том, что нынешний кризис — многослойный, матрешечный, и поскольку к некой критической черте подошли не только Современность и капитализм, но также Европейская цивилизация, христианский исторический субъект, субъектный поток исторического развития, то мы должны двигаться дальше в прошлое, к истокам. Двигаться с обязательными остановками в пунктах, узловых для развития европейской мысли, ее интеллектуальных споров. Это и XIV в. н. э. (схоластика, споры номиналистов и реалистов), и начало н. э., христианские споры, и наконец, середина I-го тысячелетия до н. э. — та эпоха, которую; К.Ясперс назвал «осевым временем». Короче, необходимо переосмыслить, а если необходимо, то и осмыслить вспять многое: и то, что Magister dixit, и то, что говорил другой Учитель, из Галилеи. Время свернулось, Аристотель и Христос стали нашими современниками, а, например, Милль и Энгельс ушли в прошлое. Надо ли переосмысливать Христа? Надо — есть проблемы с Вечностью и Временем. Надо ли переосмысливать Аристотеля? Конечно, надо. Часть того, что Magister dixit, например, в «Метафизике» годится в качестве основы метафизики и методологии изучения Запада. К России это относится в значительно меньшей степени. К Востоку — тоже в меньшей. Часть того, что Аристотель сказал в «Политике», может быть основой изучения власти в западном обществе, полисубъектном. К России и Востоку это имеет мало отношения. Указанная триада — не дань традиции, и не случайность. Три названные исторические целостности — Запад, Россия, Восток — качественно отличаются друг от друга типом и способом реализации субъектности, ее соотношения с системностью. Типов рационального социально-исторического знания должно быть столько, сколько исторически существует качественно особых форм организации, состояния субъектности, типов субъекта (полисубъектность, моносубъектность, системность).. Пока же мы пользуемся для всех случаев рациональным знанием, выработанным в полисубъектном обществе, для его познания — для понимания Запада.

Да и с Западом, западной традицией не все так уж просто. Далеко не все из концепций и представлений, выработанных античными и западными мыслителями, вошли в западную интеллектуальную традицию или были отобраны в нее и усвоены ею. Ныне имеет смысл вернуться к отброшенному или просмотренному, т. е. осмыслить западную интеллектуальную традицию вспять и посмотреть, какие это дает результаты.

Например, у Аристотеля отсутствует важнейшая для западной традиции концепция «законов природы». Magister dixit, что живые существа развиваются по собственным автономным причинам, не подчиняясь никаким законам. Такой подход, естественно, не вошел в западную интеллектуальную традицию, поскольку в течение последнего тысячелетия Запад социально был на подъеме, развивался по восходящей, и это воспринималось как закон и было законом. Отсюда — детерминизм и многое другое, от Фомы Аквинского и Оккама до Эйнштейна и Бора (с Декартом и Лейбницем посередине). Но нет вечных законов, и ныне, когда христианский субъект, по-видимому, завершает свою «социоантропологическую» миссию, когда наметился многослойный кризис, не просто возможна, но необходима замена деталей в западной интеллектуальной традиции. Ударным может (а может, и должно) стать то, что было безударным. Однако скорее всего этого окажется мало. Необходима существенная переоркестровка и создание, изобретение новой традиции и в Европе, и в России.