Элизабет Херинг: Служанка фараона

Змея! Змея с царской короны!

От страха я выронила платок и закричала. Хатшепсут спросила, что со мной, но я только и могла произнести:

- Змея! Разве вы не видите? Змея!

Все, в испуге обернулись, подумав, что в комнату вползла ядовитая змея, но бедное тело Нефру-ра содрогнулось, и она крикнула:

- Да помогите же мне!

Тогда и другие увидели, как в ее теле извивается змея.

- Змея, выходящая из земли, падет. Огонь, выходящий из моря, падет. Пади! - выкрикнула Аменет старинное заклинание против змей.

Но я-то знала, что против этой змеи ничто не поможет - что Нефру-ра должна умереть!

На следующий день она умерла.

Когда корабль, увозивший ее труп в Западную страну погребенных, отошел от берега, над толпой людей, которые теснились на берегу, как утки в птичьей клетке, пронесся крик. Когда же тот, кто вскрывал тело, разрезал ей грудь каменным ножом и вынул оттуда сердце и оторвал внутренности, ему пришлось бежать под градом камней, которыми в него бросали, потому что он оскорбил возлюбленную Амона, пусть даже только в смерти.

Эти люди ведут невеселую жизнь. Приходится сомневаться в справедливости мира, когда думаешь о их судьбе. Они выполняют свой долг и так бедно вознаграждаются за это. А ведь никто из них не может избежать этой горькой участи, ибо все пути для них закрыты, и сыновья наследуют злосчастное ремесло отцов и висящее над ним проклятие.

После того как тело вскрыли, к делу приступили бальзамировщики. Но они тщетно искали в теле Нефру-ра змею, и только я знала, где ее можно было бы найти.

Мы оплакивали ее семьдесят дней. Столько дней ее тело лежало в соли, и бальзамировщики вкладывали все свое умение, пока, наконец, обернутое бинтами и красиво убранное тело не было положено в каменный гроб, который поставили в Вечном жилище ее предков. Столько же дней наши причитания возносились к небу, и даже Аменет пела своим разбитым голосом:

Приди в свой дом, возлюбленная Амона,

Приди в свой дом!

Ты, любившая венки,

Теперь там, где нет цветов!

Ты, любившая песни,

Теперь там, где царит покой!

Ты, прекрасноокая,

Больше не радуешь нас своими взорами!

Как могла ты удалиться от нас,

Кто жил солнцем твоих очей?

Неустанно возносите жалобы!

О, утрата!

Только Хатшепсут не размыкала уст. Мы не видели ее в течение многих дней. Входить к ней не разрешалось даже Аменет.

После смерти Нефру-ра я страшилась встречи с молодым царем. Когда его призвали к смертному ложу, я занялась венками, чтобы не читать на его лице того, что оно должно было выражать: притворную жалость и глубокое удовлетворение.

Но в конце концов я все же не смогла убежать от своей судьбы. Однажды он остановил меня во внутреннем дворе храма: я слишком поздно его заметила и не успела незаметно свернуть в сторону.

- Почему ты избегаешь меня? - спросил он. - Я уже три раза ждал тебя в зарослях папируса!

Я хотела сослаться на свои обязанности певицы в хоре плакальщиц, но он оборвал меня.

- Сегодня ночью! - сказал он. - Моя дверь будет приоткрыта! Слугам я дам вина! А в другом крыле дворца за тобой теперь вряд ли следят!

Кто мог ослушаться приказа из его уст? Во всяком случае, мне этого никогда не удавалось!

Он принял меня не так, совершенно не так, как я думала. Я боялась, что он будет торжествовать - над Нефру-ра, своим недругом, и над Мерит, своей подругой. Но он этого не сделал.

Он сказал:

- Я научил тебя лгать. Но только при том условии, что со мной ты останешься правдивой!

Он сказал:

- Я знаю, что я виноват, если ты замыкаешься в себе и отдаляешься от меня. Он сказал:

- Ты должна меня понять, Мерит-ра. Ты должна видеть меня не только таким, каков я есть, но и знать, как я к этому пришел! Тогда тебе станет легче.

И он начал рассказывать.

"Мой отец слишком рано умер, чтобы говорить се мной о таких вещах. Но моя покойная мать часто рассказывала мне, как он страдал от своего брака с Хатшепсут. Она была дочерью супруги бога! Он же носил корону, потому что был ее супругом! И она давала ему это почувствовать! Она вершила всем, хотя под царскими приказами и стояло его имя. Она навязала мужу даже своего товарища по детским играм, ненавистного ему Сенмута, которого царю приходилось терпеть в своем дворце.

О, вероятно, в молодости царица была красива. Даже моя мать говорила об этом, она утверждала, что царь приблизил ее к себе не потому, что она в чем-то имела преимущество перед Хатшепсут - в благоразумии, обаянии, прелести, - а только потому, что он нашел в ней то душевное тепло, которого не давала ему его великая супруга.