Анатолий Уткин - Унижение России - Брест, Версаль, Мюнхен

Немецкая революция была основательна. Невдалеке ревели солдаты, но в главных зданиях Берлина — в Королевском замке, в университете Гумбольдта, в Доме гвардии, в рейхсканцелярии расположились отдельные, часто подчеркнуто независимые штабы борьбы за власть. Здесь обсуждался широкий спектр идей, но главной среди них была будущая концепция политической власти в Германии. Ораторы — как и слушатели — были голодны и злы, их очень быстро покидало первоначальное показное благодушие. В издававшихся газетах-листках содержались самые замечательные и оригинальные политические теории.

Важно было удерживать главные силовые рычаги. Не всех матросов охладили зимние ветры. Примерно 3 тыс. моряков и солдат составили новый полицейский комиссариат. Во главе его стоял прежний начальник телеграфной службы в русском посольстве Эмиль Эйхгорн. Над полицейским комиссариататом, равно как и над Королевским замком и Королевским манежем, развевались красные знамена. Ударной силой левых был двухтысячный Народный морской дивизион. Более сознательных борцов трудно было найти: когда правительство Эберта попросило их вернуть заплаченные вперед деньги, эти матросы не стали «с яблочком в зубах» праздновать апофеоз революции, а спокойно собрали изыскиваемые марки. Но время шло, и ради проживания матросы к Рождеству 1918 г. стали требовать от правительства 80 тыс. марок. «Поневоле» они начали перебиваться реквизициями в богатой части города.

Они все читали «Роте фане», в которой революционные матросы назывались не иначе как «гвардия революции». С большой подозрительностью на незваный «авангард революции» смотрели из расположенного на Унтер ден Линден Дома гвардии, где располагался военный губернатор Берлина Отто Вельс. Напротив, во Дворце кронпринца, располагались сложной политической масти солдаты под руководством ефрейтора Супа. Спартаковцы называли два этих подозрительных здания «казармами Супа», «суповыми бараками». Выступая 15 декабря в цирке Буша, ефрейтор Суп пожаловался на то, что с отстранением буржуазии от власти система управления страной потеряла прежнюю квалификацию.

Это была прямая критика «пятиглавого» совета канцлера Эберта, ставшего «комиссаром» Эбертом. Этот сын ремесленника сидел на Вильгельм-штрассе за письменным столом Бисмарка и слушал пламенные речи своих коллег — двое из них представляли основную массу социал-демократов, трое были независимыми социал-демократами. Это эрзац-правительство едва ли было эффективной управляющей силой. Оно непосредственно зависело от своей правящей в рейхстаге фракции. Беда была в том, что рейхстаг не собирался со времени отречения кайзера.

Тренер в упор спрашивал 7 декабря председателя рейхстага Константина Ференбаха: «Почему бы не созвать рейхстаг? По меньшей мере мы будем иметь одно легальное учреждение, способное противопоставить буржуазию радикалам». Думал ли Тренер о карьере душителя Парижской коммуны Тьера? Генерал предложил депутатам собраться подальше от красных — в Касселе. Ференбах ответил отрицательно — это будет похоже на своеволие и переворот; центр и правые партии не пойдут на это [435] Groener W. Lebenserinnerungen. Gottingen, 1957. S. 472. .

В святая святых германского парламентаризма — национальном рейхстаге заседал теперь съезд рабочих и солдатских Советов. Но этот съезд по представленным в нем политическим силам в значительной мере отличался от Петроградского Совета, он был значительно менее радикален. Дело было в том, что очень значительную часть этого нового органа власти составляли умеренные социал-демократы из официальной социал-демократической фракции рейхстага. Германские революционеры справедливо боялись быть «удушенными» этими умеренными силами в случае своего посягательства на реальную власть в стране. Так, 19 декабря революционных матросов и солдат охрана рейхстага просто не пропустила на заседания.

Развернутый анализ сложившейся ситуации дала революционная «Роте фане» в номере за 19 декабря 1918 г. Газета напомнила, что главные решения буржуазных революций принимаются прежде всего «за закрытыми дверями». Приводился пример Великой французской революции, когда ее развитие определялось решениями, принятыми внутри конвента. Не так будет в Германии. «Первая пролетарская революция в Германии», напротив, будет твориться на улицах, на виду у всего мира. Революционная часть германской социал-демократии призывала массы к демонстрациям за пределами рейхстага. «Рабочие! Товарищи! Выходите из своих цехов! Прочь правительство Эберта-Шейдемана!» На огромных митингах под открытым небом красноречие Карла Либкнехта, говорившею стоя на грузовике, получало широкий резонанс.