Вячеслав Оргиш: Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства

В отличие от религиозного романтизма славянофилов с их высокой оценкой культуры византийского образца, идеализацией допетровской старины и резкой критикой европейского образования, якобы не соответствующего характеру русского народа, представители западничества Н. В. Станкевич, М. А. Бакунин, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский и другие уповали не на прошлое, а на будущее. Духовное совершенствование русского народа, согласно западнической модели, оказывалось возможным только на основе европейской науки, которую они отождествляли с общечеловеческой. При этом подчеркивалось единство и общность культурно-исторического развития всех частей человечества, народность понималась как нечто вполне изменчивое, лишенное вечных, застывших форм [6; 8; 15; 19; 26; 71; 81].

Философский толчок к идейному расколу русского общества первой половины XIX в. на два лагеря дал П. А. Чаадаев. В знаменитом «Философическом письме» (впервые опубликовано в 1836 г.) он сумел представить национальную проблему, остро волновавшую как «славян», так и «оксидентов», во всей ее напряженности и таким образом способствовал окончательному раздвоению русской общественной мысли, решительному движению представителей одной ее части на «запад», другой – на «восток».

Подняв вопрос о смысле русского национального существования, о всемирно-исторической роли России, П. А. Чаадаев предложил его сугубо религиозное решение. В своих рассуждениях он исходил из того, что в прошлом Европы католицизм играл роль цивилизующего фактора, тогда как Русь подпала под влияние Византии и на продолжительное время оказалась оторванной от европейской цивилизации, что нанесло русской культуре значительный урон.

История, с его точки зрения, должна стремиться к тому, чтобы объединить всех людей, максимально полно реализовать в их земной практике христианский идеал. Средствами к этому служат единая вера и всемирная церковь. Для собирания человечества в одно целое католицизм – наиболее подходящая конфессия. Глубоко веруя в проповедуемый христианством мистический универсализм, П. А. Чаадаев критиковал националистические поползновения, отсталость русского общества, его многовековую отчужденность от западной цивилизации, что было созвучно настроениям западников [8; 106; 114]. Резкая критика России, национально-русского взволновала общественную мысль. Развернулись решительные поиски приемлемого ответа, не задевающего национального самолюбия. Разгоревшаяся полемика разбудила все идейные силы, в особенности те, что стояли за «восточной» школой, которая и предприняла попытку создания русской национальной историософии.

Отражая национально-романтические настроения, витавшие в общественной атмосфере России, славянофильство занялось этико-философским, богословско-догматическим и историческим обоснованием националистических чувств и идей. Славянофильская проповедь мистицизма, религиозного фанатизма, беззаветной любви к отечеству, призывы преклониться перед русской народностью, доходившие до откровенного шовинизма, вызывали смешанные чувства и противоречивое отношение.

За отправную теоретическую точку своих построений славянофилы взяли установку на резкое разграничение логического рассудка как способности ума к формальному (внешнему) познанию мира и разума как духовной способности человека к целокупному, глубинному постижению сути вещей. Отсюда теоретики школы выводили свой тезис о двух направлениях просвещения, двух образованностях. Одну образованность, базирующуюся на разумной способности ума, они связывали с выходящим за рамки опыта мистическим разумением, или «живым» знанием божественной абсолютной сущности мира, другую, основанную на рассудке, считали малопродуктивным «самомышлением», ведущим лишь к формальнологической обработке понятий. Утверждение о превосходстве разумной образованности над рассудочной славянофилы стремились опереть на мысль о том, что дискурсивное познание вещей не открывает нам полной истины. Безусловное постигается только высшим синтезом, покидающим твердую почву логической односторонности, не способной вести дальше рационализма, и материализма, «самовластия личности», т. е. некоторого, безрелигиозного мировосприятия. Подлинная гносеология, по убеждению славянофилов, ищущая полной истины, нуждается в цельном разуме. Чтобы добиться такой цельности, надо постигнуть мысль чувством и согласовать ее с верой. Вера есть высший, находящийся в глубинах человеческой души синтез, некая высшая точка, которая образует живое общее соединение всех отдельных сил разума, зажигает «внутреннее сознание» человека.