Лев Гумилев: Статуэтки воинов из Туюк-мазара

Бой тюркского кавалериста с горцем-стрелком (наскальное изображение)

Саянские лесовики отстаивали свою независимость от степи вплоть до 1208 г., и Сулекское наскальное изображение есть памятник этой борьбы. Что это действительно так, нас убеждает материал раскопок Саяно-Алтайской экспедиции в селении Копены в 1939 г. [прим. 5]Находки прекрасно датируются золотой и серебряной посудой, с вырезанными на ней орхонскими надписями [3, с. 43]. Для нас чрезвычайный интерес представляют бронзовые рельефы всадников на охоте. Разница между облавной охотой и войной в те времена была минимальная, и поэтому по изображениям охотников приняв известную поправку, вправе судить о воинах: «На изображениях всадника чеканом, нанесены даже мелкие детали снаряжения костюма. Всадник без головного убора. Его длинные волосы развеваются по ветру. Их сдерживает затянутая сзади узлом повязка. Полудлинный кафтан перетянут поясом. Сапоги мягкие, без каблуков. С правого бока висит колчан, расширяющийся книзу. Лук сложный, в виде буквы М. Конь степной, широкогрудый, с подстриженной гривой и завязанным в узел хвостом. На нем полная седельная сбруя; седло твердое с невысокой передней лукой; под седлом обшитый бахромой чепрак. На подхвостном и нагрудном ремнях навешены кисти; стремена широкие, дугообразные; уздечка плетеная, с поводом и чумбуром. Ясно видны не только круглые бляхи, но даже осовидные псалии от удил. Сзади седла развеваются по обеим сторонам ремни (торока. – Л. Г. ). Впервые перед нами предстает целиком в костюме, с оружием» и на полностью снаряженном коне наездник степей VII–VIII вв.» [3, с 50, рис. 10].

Легковооруженный всадник-стрелок (раскопки С.В.Киселева)

Авторы статьи совершенно правы в датировке и интерпретации памятника, но как разительно сходство снаряжения турфанских и копенских всадников. Совпадает буквально все, за исключением:

а) порода копенской лошади другая, южносибирская;

б) всадник без шлема и панциря;

в) отсутствует дополнительная шлея на шее коня.

Но это не должно вводить нас в заблуждение. Мы знаем, что «фули» составляли лишь отборное войско, ханскую гвардию, а большая часть 400-тысячной тюркской армии состояла из вспомогательных контингентов подчиненных племен. Эти воины назывались «стрелки» (archers) и, следовательно, имели легкое вооружение. Отсюда вытекает и отсутствие дополнительной шлеи, так как всадник без панциря не столь тяжел, чтобы нуждаться при спуске с горы в чем-либо, кроме подхвостника. Равно и лошадь употребляется местная: выносливая и неприхотливая, а не дорого стоящая бадахшанская.

Итак, в турфанском изображении мы видим древнетюркского панцирного гвардейца, а в копенском – древнетюркского стрелка, и наше представление о том, как выглядела армия орхонских ханов, можно считать полным.

Сведения о великой державе древних тюрок мы черпали до недавнего времени в китайских летописных сводах, составленных весьма добросовестно и обстоятельно. Но как бы ни были исчерпывающи свидетельства культурных соседей, какие бы подробности они ни сообщала нам, они не восполняют отсутствие непосредственного восприятия эпохи и народа.

Мы не знаем, какой поправочный коэффициент мы должны принять на неизбежную тенденциозность иностранного источника. Дыхание, которое чувствуется в этих строках, не тюркское, а китайское.

Мы же хотим не только знать, но и слышать и видеть.

Впервые мы услышали тюрок, когда были прочтены орхонские надписи. Теперь мы увидели говорившего. На нас смотрит хищное и плутоватое лицо одного из тех отчаянных парней, среди которых Бильге-хан «силою завел порядок», которые подводили Кюль-Тегину его белого коня Алп-Шалчи, с Мудрым Тоньюкуком перебирались через снег глубиною в копье» а, взвизгивая от восторга, рубили от плеча до пояса бегущих китайцев злосчастного Унг-Тутука.

Как ни полезны для нас датировки и интерпретации темных исторических фактов, но самым ценным из того, что дал нам этот памятник», я считаю непосредственное ощущение той грандиозной и мятежной эпохи.

Пользуюсь случаем выразить глубокую благодарность моим учителям Н. В. Кюнеру и М. И. Артамонову за их советы и руководство, а также сотруднику Эрмитажа Н. В. Дьяконовой, ознакомившей меня с той частью коллекции, которая хранится в Эрмитаже.