Сергей Утченко: Юлий Цезарь

Эти две характеристики издавна пользовались п ныне пользуются большим вниманием в современной историографии. Особенно активно обсуждался вопрос о том, кого же из обоих деятелей следует считать героем Саллюстия, кому же он отдает предпочтение: «деятелю» Цезарю или «нравственному герою» Катону? Высказывались самые различные точки зрения. Некоторые исследователи настаивали на ток, что для явного цезарианца Саллюстия, конечно, истинным героем и образцом следует считать Цезаря, а Катон для него «слишком непрактичен». Другие не без оснований подчеркивали то обстоятельство, что к этому времена Саллюстий испытал разочарование в Цезаре, и потому ему уже больше импонировал образ нравственного героя. И наконец, высказывалась точка зрения, сводящаяся к тому, что ни Цезаря, ни Катона нельзя признать идеалом государственного деятеля в глазах Саллюстия.

Мы не можем полностью принять ни одну из изложенных точек зрения. Пожалуй, наиболее убедительной нам представляется последняя, ибо — мы готовы согласиться с тем, что ни «деятель» Цезарь, ни «моральный герой» Катон, каждый в отдельности, не могли ныне удовлетворить требованиям, которые выдвигались Саллюстием, когда перед его взором рисовался облик идеального государственного деятеля. Потому он не высказывает своего предпочтения тому или другому, потому он и не ограничивается чьей — либо одной характеристикой, поскольку ему теперь импонирует лишь некий синтезированный образ, в котором черты энергичного деятеля обязательно должны быть объединены, дополнены чертами нравственного героя. Потому — то в структурном отношении — и это, конечно, сделано намеренно, с умыслом — обе характеристики построены таким образом, что фактически сливаются в одну, а перечисление качеств и особенностей облика обоих деятелей тоже дано слитно: если названа какая — то черта характера Цезаря, то ей сразу же противопоставляется дополняющая (но отнюдь нe исключающая!) ее черта характера Катона и т. д.

Но для нас в данном случае не столь интересен вопрос об истинном герое Саллюстия, сколь интересна и важна характеристика Цезаря, как таковая. В какой степени она может считаться объективной и справедливой? Казалось бы, после того, что говорилось выше о ненадежности, о ложном правдоподобии характеристик современников, ответ на подобный вопрос не должен вызывать сомнений.

Все сказанное об оценках современников и ближайших потомков, несомненно, остается в силе. Но ведь существует понятие не только абсолютной, но и относительной объективности. Поэтому, на наш взгляд, есть основания говорить о большем беспристрастии оценок Саллюстия по сравнению, например, с высказываниями того же Цицерона. Такое расхождение не случайно и объясняется рядом причин.

Прежде всего следует учесть, что Саллюстий в отличие от Цицерона, возвратившись в Рим из своей провинции (после смерти Цезаря), уже не принимал никакого участия в политической жизни и борьбе, целиком посвятив себя занятиям историей. Одно это обстоятельство могло содействовать подведению более спокойных, а потому и более беспристрастных итогов недавнего прошлого.

Кроме того, только что изложенное рассуждение по поводу сравнительных характеристик как бы наталкивает на вывод о «нейтральном» отношении Саллюстия к Цезарю. Хотя он в этот период не безусловный цезарианец, не страстный поклонник и панегирист, и для него Цезарь теперь вовсе не идеал государственного деятеля, но вместе с тем он не испытывает к нему и никакой вражды, более того, продолжает его считать (правда, наряду с Катоном) мужем «выдающейся доблести». Такое отношение, пожалуй, может служить если не гарантией, то хотя бы какой — то предпосылкой более объективного подхода, в той, конечно, мере, в какой позволено вообще говорить об объективности личных оценок.

И наконец, в подтверждение высказанной точки зрения можно привести еще одно соображение. Дело в том, что саллюстиева характеристика, как мы знаем, ретроспективна. Сам по себе этот факт отнюдь не свидетельство большей объективности. Но ретроспекция, привнося некоторые неизбежные отступления от эталона объективности (кстати, кто и когда смог его установить?!), тем не менее «снимает» многое несущественное, наносное, преходящее. Поэтому характеристика Цезаря в «Заговоре Катилины» включает в себя какие — то более или менее устоявшиеся оценки. Это видно хотя бы из того, что в ней подчеркивается, например, милосердие Цезаря — качество, которое он в 60–х годах еще никак не мог и не имел случая проявить. Таким образом, рисуемый Саллюстием в монографии образ Цезаря (а также и Катона) — это вовсе не Цезарь времен заговора Катилины, но некий обобщенный (даже по сравнению с «Письмами»!) и итоговый портрет.