Однако «Письма» Саллюстия не только образец того или иного литературного жанра. В них изложена определенная политическая программа, которая отражает воззрения и самого Саллюстия и некоторых кругов римского общества, их отношение к Цезарю и возлагаемые на него надежды. Но к этой стороне «Писем» мы. еще вернемся; сейчас нас интересует лишь содержащаяся в них характеристика Цезаря.
Нельзя не упомянуть о том, что подлинность «Писем», точнее говоря, принадлежность их Саллюстию неоднократно подвергалась сомнениям. В данном случае нет ни нужды, ни возможности углубляться во все тонкости этой довольно специальной дискуссии. Вполне возможно, что вопрос принадлежит к тому многочисленному кругу больших и малых проблем, которые навсегда останутся спорными. Но если это и так, то следует со всей определенностью подчеркнуть, что противниками подлинности «Писем» не приведено вплоть до настоящего времени ни одного действительно бесспорного аргумента в защиту своей точки зрения. Уже одно это соображение говорит га то, что нет достаточно серьезных оснований порывать с традицией и оспаривать авторство Саллюстия.
Обычно считается, что более раннее из «Писем» было написано еще до начала гражданской войны, а именно в 50 г. Что касается более позднего «Письма», то его датируют 46 г. и отмечают, что око написано после битвы при Тапсе, т. е. в то время, когда Цезарь уже стал единоличным правителем римского государства. Этим изменением ситуации (да и довольно длительным временным интервалом) объясняется весьма существенное различие между самими письмами, да и между оценками Цезаря, отразившимися в письмах.
Каково же отношение Саллюстия к Цезарю в более раннем «Письме»? Это письмо начинается с характерного вступления, с так называемого «домогательства благосклонности» (captatio benevolentiae), где Саллюстий после рассуждения о том, насколько трудно давать советы людям, вознесенным на вершину величия, переходит к обоснованию мотивов, все же побудивших его высказать ряд пожеланий. Прежде всего он ссылается на свое стремление к государственной деятельности и свой интерес к проблемам, связанным с жизнью государства в условиях как мира, так и войны. Это и дает ему право выступать с советами.
Попутно Саллюстий набрасывает краткую, но выразительную характеристику Цезаря. Кстати, он подчеркивает — и это свидетельствует о тонкости его психологических наблюдений — одну особенно важную и своеобразную черту личности Цезаря. Он пишет: «Я… обнаружил в тебе, наряду с другими качествами, одно чрезвычайно удивительное: ты сохраняешь величие духа при несчастных обстоятельствах еще в большей степени, чем при удаче». Саллюстий отмечает великодушие Цезаря, выражает надежду на то, что намерения Цезаря не могут ограничиться лишь отражением врагов, но простираются дальше и затрагивают основные вопросы жизни государства. Раннее «Письмо» заканчивается новым обращением к Цезарю, которого Саллюстий усиленно призывает заняться восстановительной деятельностью.
Таким образом, в период написания раннего «Письма» Саллюстий, видимо, верил, что Цезарь и есть тот политический деятель, который способен реформировать римское общество и государство в желательном для самого автора «Письма» направлении. Этот взгляд Саллюстия на роль Цезаря, на стоящие перед ним задачи и определял отношение к нему историка накануне гражданской войны.
За те четыре — пять лет, что протекли между ранним и более поздним «Письмом», многое изменилось. Цезарь за это время не только превратился в главу римского государства, но и сумел в ходе военных действий найти возможность для проведения ряда реформ. В дальнейшем мы остановимся на вопросе об этих мероприятиях подробнее, сейчас же важно отметить. лишь тот факт, что программа реформ, намеченная Саллюстием, положительного отклика не встретила и реализована не была. Это не могло не отразиться на его отношении к Цезарю. Попытаемся на материале более позднего «Письма» проследить некоторые изменения в оценках деятельности Цезаря и в общем отношении к нему.
Позднее «Письмо» начинается также с традиционной captatio benevolentiae и с превознесения заслуг и деяний Цезаря, но здесь мы сразу сталкиваемся с замаскированным намеком, который, быть может, имеет персональный характер. «Никто, — говорит Саллюстий, — не уступит власть другому по собственному желанию, и, как бы ни был добр и милостив (clemens) тот, кто стоит на вершине могущества, он всегда вызывает опасение тем, что может употребить свою власть во зло».
Читать дальше