Сергей Утченко: Юлий Цезарь

Однако характеристика Цезаря не исчерпывается подчеркиванием его милосердия; наряду с этим «богоравным» качеством отмечается государственная мудрость правителя, величие его замыслов и стоящих перед ним задач. Но об этих задачах и о программе тех реформ, которые выдвигаются Цицероном в речи за Марпелла, будет сказано ниже. Интересующая нас речь издавна привлекала внимание исследователей, причем некоторые из них считали, что Цицерон в это время искренне верил в то, что Цезарь может оказаться тем вождем res publica, тем «принцепсом государства» (princeps civitatis), образ которого был им же самим нарисован в его знаменитом трактате о государстве.

Речь в защиту помпеянца Лигария была произнесена перед Цезарем на форуме в 46 г. и построена как «просьба о прощении», поскольку Цицерон не мог отрицать виновности своего подзащитного, боровшегося в Африке на стороне Помпея. И хотя Цезарь перед процессом сказал друзьям: «Почему бы и не послушать Цицерона после столь долгого перерыва, тем более что дело это уже решенное: Лигарий — негодяй и мой враг», но речь Цицерона произвела на него и всех слушателей такое неотразимое впечатление, что Лигарий был прощен и вернулся в Рим. Затем он оказался в числе заговорщиков и убийц Цезаря.

В речи за Лигария снова восхваляется главная из добродетелей Цезаря — милосердие. Говорится также «об ярком свете великодушия и мудрости». И наконец, Цицерон, пожалуй впервые, оправдывает даже самые действия и цели Цезаря в гражданской войне: «Было ли у тебя какое — нибудь иное стремление, когда ты вел войну, кроме стремления отразить бесчестие? Чего добивалось твое непобедимое войско, как не защиты своего права и твоего достоинства? А когда ты стремился заключить мир, то ты стремился к согласию с преступниками или же с честными гражданами?»

Ничем, пожалуй, в интересующем нас плане не отличается от только что рассмотренных речей и выступление Цицерона (в 45 г.) в защиту галатского царя Дейотара, обвиненного его же приближенными в покушении на жизнь Цезаря. Цицерон не только защищал Дейотара от этого обвинения, но и пытался доказать, путем применения различных хитроумных силлогизмов, что Дейотар стал помпеянцем лишь по недоразумению. В результате его выступления дело Дейотара было прекращено.

Итак, публичные выступления Цицерона, так сказать, официальная часть его литературного наследия, доносят до нас совсем иной облик Цезаря. Если бы мы имели в своем распоряжении только этот материал, то могли бы сказать, что Цицерон считал Цезаря выдающимся полководцем, мудрым государственным деятелем и реформатором, человеком редкого великодушия, который даже гражданскую войну вел скорее вынужденно, только для того, чтобы «отразить бесчестие» и защитить свои права, свое достоинство.

На самом же деле Цицерон никогда так не считал и не думал. После смерти Цезаря он получил наконец возможность выражать свое к нему отношение вполне нелицеприятно. Поэтому он и не стремится скрыть явное одобрение и даже радость по поводу мартовских ид. Если его что — то и беспокоит, то только то, что приходится «опасаться побежденных», что «Тиран пал, но тирания живет», или, говоря другими словами, Цицерон не без оснований опасается возрождения режима диктатуры, который им всегда и расценивается как тиранический. Что касается самого Цезаря, то он теперь именуется не иначе как «тиран» или «царь» (rex). Интересно отметить, что подобная характеристика встречается уже не только в письмах Цицерона, ока переходит и в «официальную часть» его наследия. Так, трактат «Об обязанностях» — последнее крупное произведение Цицерона — имеет определенную антицезарианскую направленность.

В самом начале трактата подчеркивается, что слова Энния «нет священной общности, нет и верности при власти царской» убедительно доказаны примером Цезаря, который ради своего господства и первенствующего положения преступил «все божеские и человеческие законы». Во второй книге трактата Цезарь постоянно называется тираном, поправшим законы и свободу, гибель его вполне заслуженна; в некотором отношении он даже хуже Суллы, ибо вел войну — как выясняется, в полном противоречии с недавними утверждениями самого же Цицерона! — по несправедливой и недопустимой причине, а после своей отвратительной победы разорил целые общины.

Характеристики Цицерона и его оценки личности Цезаря после его смерти помимо своей определенности обладают еще одной особенностью. Они становятся явно ретроспективными, они основаны на каких — то итоговых заключениях, и потому в них неизбежно проступает некий налет телеологизма. Уже в первой «Филиппике», сравнивая Марка Антония с Цезарем — и, кстати, не в пользу нового кандидата в диктаторы, — Цицерон говорит, что, «замыслив царствовать», Цезарь затем «с великим трудом, ценой многих опасностей осуществил то, что некогда задумал». В пятой «Филиппике» еще более определенно подчеркивается стремление Цезаря к единоличной власти с самых юных лет.