Януш Пшимановский - Студзянки

Приступила к своим делам группа разминирования под командованием сапера Адама Люблиньского.

Сенкевич из 1-й роты, Крупский из 3-й и Ольшевский из роты противотанковых ружей устроили набег на приусадебный сад. Внизу было сожженное жнивье, а на ветках висели сладкие, еще теплые от огня печеные яблоки. Все трое срывали их и отправляли в рот, сожалея, что перед атакой съели дневную порцию сахара, который теперь очень пригодился бы: яблоки стали бы еще слаще.

Когда немецкая артиллерия ослепла, оставшись без наблюдателей, когда вдруг запылало несколько немецких танков и пехотинцы начали штурм фольварка, генерал вернулся с высоты Ветряной на командный пункт за Повислянскими рощами, где были установлены телефонные аппараты и имелись радиостанции. Вскоре со всех сторон стали поступать донесения.

Поручник Ордзиковский едва успевал наносить данные на новую чистую карту, прибереженную специально для этого случая. Он все больше мрачнел: противник, выбитый из деревни, кирпичного завода и фольварка, еще держался в западной части леса Остшень, обороняясь в районе лесных участков 92, 93, 100 и 101. Штаб 47-й дивизии оценивал силы противника в пехотный батальон и десять танков.

— Откуда эти немцы? Надо сейчас же… — горячились младшие офицеры штаба.

— Ночью они в мешок залезали, а днем им некуда спрятаться, — спокойно объяснил генерал. — Уверяю вас, что они останутся там, пока мы их не ликвидируем. Только сейчас пока ничего нельзя сделать. Нужно снова подготовиться к бою.

Около полудня командир корпуса генерал Глазунов заснул. Он не спал со среды, а сегодня уже понедельник.

Было начало седьмого, когда его стали будить:

— Василий Афанасьевич…

Он спал, лежа на правом боку, подложив под голову руку; лицо его, изборожденное морщинами, было спокойно. Он ровно дышал. В ногах его, в конце длинных нар, проснулся лисенок и, показав мелкие, как иголки, зубы, тявкнул, давая понять, что охраняет сон своего хозяина.

— Смотри ты какой… Товарищ генерал…

— Да… — Командир открыл глаза и сел, проснувшись так быстро, как могут только старые солдаты: — Кто в Студзянках?

Перед ним стояли его ближайшие помощники: начальник политотдела Виктор Золотых, отважный и искренний человек, прекрасный оратор, перед войной, до прихода в армию, был секретарем парткома на крупном заводе; командующий артиллерией Иван Воропаев был наделен шестым чувством предвидения, о таких говорят, что у них хорошее чутье; начальник штаба Дудник, еще не набравшийся опыта, но старательный.

— В Студзянках — поляки. Бригада заняла деревню, кирпичный завод и фольварк в 11.32. Остатки окруженной группы силой до пятисот человек, десяти танков, нескольких орудий и минометов отброшены в глубь леса Остшень.

— Какие меры… — начал генерал, сдвинув брови, и тут же замолчал, чтобы до конца выслушать донесение.

— Мы предприняли меры двоякого рода: сбросили листовки, через мегафоны призываем прекратить сопротивление и сложить оружие, а потом снова открываем огонь из минометов и гаубиц. В 15.50 пехота 140-го полка и польская 1-я танковая рота, атаковав с востока, овладели районом придорожного креста и отрезали немцев от студзянковских полей.

— А разрыв на участке 47-й дивизии ликвидировали?

— Нет еще, но все готово. Можем начать в любую минуту, — доложил Золотых.

— Так начинайте, чтобы прекратить огонь к заходу солнца и отрезать путь к отступлению до темноты.

Командующий артиллерией и начальник штаба отправились на узел связи, чтобы отдать необходимые приказы. Золотых разложил на столе карту, разгладил ее рукой и сказал:

— Окруженный противник часто предпринимает что-либо сразу после заката. В этом есть что-то от детской убежденности в том, что в темноте никто ничего не заметит… Может, перекусите, Василий Афанасьевич?

— Не хочется, а вот крепкого чаю выпил бы.

— Я так и полагал. Чай уже готов.

Седой ординарец внес чайник, сахар и банку вишневого варенья, которое преподнесли генералу на люблинской улице. Они пили горячий, освежающий голову чай, ощущая приятный предвечерний холодок.

— После вчерашней атаки немцев на позиции 74-й дивизии наши контратаковали сегодня под Закшевом на Пилице. Ее соседи справа — поляки.

— А ты о танкистах Межицана подумал? Надо написать благодарность полкам и батальонам и наградить людей орденами.

В землянку входили офицеры с донесениями, генерал принимал решения, отдавал приказы, но выезжать никуда не собирался. Он неторопливо продолжал разговор, сидя за столом. За окном стемнело. Ординарец зажег свет. Около восьми вечера полковник Дудник принес весть о том, что котел окончательно закрыт.