Наталия Ильина - Дороги и судьбы

Не помню, сколько народу сидело за ужином, что-то много... Раневская была в ударе, много и смешно рассказывала, стоял хохот. Ахматова смеялась до слез, сестра моя, изумленно на нее поглядывая, шептала мне: "Но она совсем не такая, как я думала! Она - веселая!" И еще: "Нет, это может быть только у русских!" Под словом "это" разумелось видимо, то, что мы много часов не вылезали из-за стола, сами мыли тарелки и всех новопришедших независимо от времени их появления тут же кормили...

На станцию мы поспели к поезду, уходившему в первом часу ночи. Ехали большой компанией - Боря Ардов, поэты, актеры. В вагоне Катя азартно играла с ними в карты, мешая русские слова с французскими, и была чрезвычайно возбуждена, видимо, потому, что ей давно было пора спать. Вероятно, это был первый случай в Катиной жизни, что ее не уложили вовремя. Но часы, проведенные у Ахматовой, совершенно выбили из колеи Катину мать. Она не могла еще переварить слышанное, виденное. Она и сама, конечно, не знала, чего ждала, но уж во всяком случае не этого веселого бедлама.

***

Случись это несколькими годами раньше, и я была бы удивлена. Но к тому лету я уже привыкла, что Анна Андреевна постоянно окружена людьми. Последние годы своей жизни Ахматова допускала к себе всех, кто хотел ее видеть, круг ее знакомых расширялся безудержно.

Прежде все было иначе. Поздней осенью 1955 года ко мне на улицу Кирова без телефонного звонка зашла одна {359} моя знакомая и застала у меня Ахматову. На глазах моих Анна Андреевна облачилась в свою непробиваемую броню и уже только на вопросы отвечала, и то кратко, и уже вообразить было нельзя, что она бывает иной... Приятельница моя оробела, не засиживалась, я ее не удерживала, и, одеваясь в передней (а я провожала), говорила не полным голосом, а шепотом, будто рядом больной. Сильное впечатление умела произвести Ахматова на свежего человека!

Около нее был в то время узкий круг людей, дружба с которыми исчислялась десятилетиями. Новых людей допускала к себе с трудом. И вот все изменилось.

Для этого, разумеется, были свои причины.

На первой книге, мне Ахматовой подаренной, стоит ее рукой начертанная дата: "4 февраля 1955 года". Книга тонкая, размер - восьмушка газетной полосы, обложка твердая, коричневая, а в центре черными по золоту буквами: "Цюй Юань. Стихи, Перевод с китайского". В оглавлении, среди имен других переводчиков, дважды скромно промелькнуло: "перевод А. Ахматовой". Через год, ранней весной 1956 года, в том же издательстве "Художественная литература" выйдет маленькая, но плотная, синяя с золотом книжка: "Корейская классическая поэзия", где Ахматова - единственный переводчик и где имя ее, уже полностью, "Анна Ахматова", стояло на титульном листе. Эту книгу я получила 7 апреля.

С имени снят запрет. Ей, надолго "лишенной огня и воды", разрешено работать. Вчера она была одним из переводчиков, сегодня - единственным, а завтра, быть может... Это "завтра" наступило лишь через два года, но о его приближении стало известно уже летом пятьдесят шестого. То же издательство изъявило желание выпустить книгу, куда войдут не только переводы Ахматовой, но и ее стихи.

После доклада Жданова прошло десять лет. Выросло поколение, понятия не имевшее о том, ЧТО ТАКОЕ Ахматова. И вот решаются вернуть этого поэта читателю... В подготовку будущего сборника включились Мария Сергеевна Петровых и Лидия Корнеевна Чуковская, давние друзья Ахматовой,- она высоко ценила их вкус. Маленькую, скромную роль играла и я: машинистка. Тем летом Анна Андреевна мне диктовала, а я, печатая, время от {360} времени говорила: "Как это здорово, что выйдет ваша книга!" В ответ пожимали плечами: "Я - без внимания!" Делала вид, что будущая книга не интересует ее нисколько.

Затем, когда рукопись была сдана, начали приходить вести от издательства. Такое-то стихотворение выброшено, ибо в нем ощущается мистический взгляд на мир. О другом было таинственно сказано: "Есть мнение, что его лучше убрать!" В третьем требовали изменить последнюю строку. Анна Андреевна бледнела, каменела. Я, верная своей роли весельчака-оптимиста, восклицала: "А все-таки, а все-таки книга выйдет!" Мне отвечали: "Дистиллированная Ахматова! Я эту книгу заранее прокляла!"

Зимой начали приходить корректуры. В маленькой комнате на Ордынке Анна Андреевна уединялась то с Чуковской, то с Петровых. Оттуда раздавались голоса: считывали. Корректуры ушли. И все замерло. Замерло надолго. Что там делается в издательстве? А вдруг в последнюю минуту решили Ахматову все-таки не издавать?! Шли месяцы. Не позвонить ли? Анна Андреевна звонить отказывалась. И друзьям запрещала: "Мой долгий опыт говорит: пока у них там все не сварится - звонить бесполезно!"