Виктор Баранов - СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

— Койечно, скуповато отметили дивизию. Вот, говорят, на южных фронтах наград дают больше — за форсирование Днепра одних только «Героев» присвоили больше ста, а наша армия тоже Днепр форсировала в двух местах и Смоленск освободила…

Но кто-то ответил:

— Смоленск не Киев, и Днепр здесь был уже!..

Красовский переглянулся с Ковалевым и начал:

— А вы последний анекдот по части наград в нашей службе слышали?! Так вот, в отдел «Смерша» истребительной дивизии приехал начальник Особого отдела воздушной армии и стал распекать здешнего начальника по поводу того, что отсутствуют результаты по оперативной работе — мало заводится дел, нет арестов. А тот отвечает, что разрабатывать некого — все орденоносцы, некоторые по два-три ордена Красного Знамени имеют, а командиры полков — Герои Союза. Тогда его начальник говорит: сделай, мол, завтра под любым предлогом строевой осмотр личного состава дивизии, и я тебе укажу, кого нужно разрабатывать и арестовывать! Утром личный состав построен и старший особист осмотрел весь строй и сказал: «Вон, видишь, на левом фланге пять субчиков стоят без наград, вот на них и заводи дела! — «Не могу», — отвечает дивособист. «Почему?» — «Да это же мои оперуполномоченные».

Все дружно засмеялись, и начались истории, как награждают и какие коллизии при этом случаются. Так, капитан Разин глуховатым голосом поведал о том, как одного ротного командира за геройский поступок представили к награде. Прошло много времени: комполка обиделся за невнимание и посылает представление во второй раз. И опять там молчат. Тогда он посылает в третий раз, и вдруг через месяц ротному приходят сразу три ордена Красной Звезды. Окружающие не догадывались, что творилось на душе у майора Красовского. Вся прожитая жизнь и испытания, выпавшие на его долю, состарили его раньше времени, и все прошедшее виделось им уже не в романтической туманной дымке лет, в борьбе с поверженным классом, а как отвратительное насилие по партийным директивам над доверчивой массой.

Ну как забыть декабрь двадцать девятого года, по сути, последнего года существования нэпа. Тихий болезненный голос председателя ОГПУ Менжинского был еле слышен в дальних рядах зала заседаний. В абсолютно установившейся тишине доносилось с Лубянской площади тарахтенье колес, цоканье подков по булыжной мостовой и звонкая трель трамваев. Председатель назидательным тоном, еще спокойно говорил о задачах строительства бесклассового общества, укреплении планового государственного хозяйства, ликвидации частной собственности и о том, что отступление партии окончено и она вступает в новый этап истории! И, перейдя к задачам ОГПУ, он начинал с философского рассуждения о том, что любой разрушенный уклад общества при первой же возможности опять возвращается в свои старые формы. Поэтому Органы нашего государства день за днем, все шире и шире должны проникать в глубину нашего общества, в его умы! Видеть все зарождающиеся процессы и выявлять осколки старого мира, не давать им склеиваться, сливаться, объединяться в группы, организации, формирования любого толка, будь это творческие, профессиональные, богословские и всякие другие… Как вооруженный отряд партии, как первая фаланга нашего общества, чекисты должны выявлять, обобщать и принимать оперативные меры к недопущению возникновения нерегулируемых процессов в нашем обществе.

Это была речь образованного интеллектуала-политика, владеющего не только всеми европейскими языками, но и полдюжиной азиатских. «Ему бы не меч пролетарский в руках держать, а кафедру в университете», — еще тогда подумал Красовский. После Менжинского он неоднократно слышал Генриха Ягоду, потом Ежова и его заместителя Берия. Образованность руководства органов заметно убавлялась. Он запомнил выступление Лаврентия Павловича накануне своего ареста. Оно было жестким, требовательным, и сам Берия, преуспевший и набивший руку на многочисленных активах в Грузии, наслаждался своим грузинским произношением. И оно нравилось многим, потому что Вождь тоже был грузин: говорил с акцентом и тоже знал, что это нравится всей стране! Но в отличие от Менжинского Берия не изучал гуманитарный курс, у него был свой стиль, стиль преданного Вождю партийца! Вспоминая первую и последнюю встречу с Берия, Красовскому запомнились отрывистые, рубленые фразы о том, что, чем шире невод осведомления, тем больше в нем будет интересных сведений о жизни наших масс. А сеть осведомления должна пронизать все наше общество, поэтому мы будем больше знать о нем и сумеем выработать тактику для подавления враждебных проявлений в любой среде, в различных ситуациях! И до сих пор в ушах звучал голос с усиленным грузинским акцентом: «Мы не должны оказаться в роли пожарных. Где-то занялось, и мы летим во весь дух гасить пламя. Но, когда все в дыму и пламени, пожарнику труднее работать — здесь могут быть издержки времени, материалов и жертвы! А если бы инспектор вовремя пришел, осмотрел, предупредил, то не было бы загорания и ущерба! Только осведомление и агентура позволяли органам выявить, предупредить, повлиять на умы людей и их действия. И потом решить, что нам делать: предупредить их, а может быть, пресечь сразу, в зависимости от масштаба событий, количества людей, возможного политического ущерба. Наша партия учит нас подходить к событиям диалектически, но классовые интересы при этом должны соблюдаться. Это наш компас в политической жизни!..»