К тому времени, когда это произошло (около 350 года), Филипп уже обрел царский титул: то самое войсковое собрание, которое когда-то провозгласило его опекуном Аминты, передало ему царскую власть де-юре.
Захват македонянами Амфиполя, по выражению И. Дройзена, «открыл Афинам глаза»: у них появился новый, весьма опасный соперник, который явно стремился заполнить «вакуум власти» в греческом мире.
Эпаминонд.
Это вакуум возник вскоре после Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.), обескровившей и истощившей обе противоборствовавшие стороны — и Афины, и Спарту. Номинальной победительницей в войне оказалась Спарта, которая заручилась поддержкой персидского царя [6] По Алталкидову миру 386 г. до н. э. Спарта признавалась гегемоном Греции, персы получили Ионию и Кипр, а все греческие союзы, кроме Пелопоннесского, были распущены.
, однако ее гегемония была далеко не прочной: восстания против спартанского владычества следовали одно за другим, а с приходом к власти в Фивах Пелопида и Эпаминонда череда восстаний переросла в войну. Эпаминонд победил спартанцев в битве при Левктрах (371), четырежды вторгался в Пелопоннес, осаждал Спарту, основывал города, которые должны были служить форпостами фиванского влияния в Пелопоннесе; в 362 году состоялась битва при Мантинее, и спартанцы (к которым, как ни удивительно, присоединились афиняне — по принципу «против кого дружим?») снова были разгромлены, но в этой битве Эпаминонд получил смертельное ранение, поэтому фиванцы отступили. Смерть Эпаминонда положила предел кратковременному фиванскому господству над Грецией, оскудевшая казна Афин не позволяла великой талассократии вновь встать во главе эллинов, Спарта же, понесшая значительные потери, вынужденно вернулась к былой политике самоизоляции. Центр политической активности постепенно смещался на север.
Построение войск в сражении при Левктрах.
Там, на севере, в Фессалии, Македонии и окрестных землях, сохранился нерастраченным пассионарный заряд. Эллинская же культура уже успела израсходовать ту его часть, что была отведена ей, — в распрях между полисами и внутри полисов, в повальной колонизации (VIII–VI вв. до н. э.), которая привела к оттоку из городов-государств наиболее деятельной части населения, наконец, в растянувшемся на пятьдесят лет противостоянии с Персией [7] Пятьдесят лет (500–449) продолжались греко-персидские войны, затем противостояние перешло в латентную фазу, в которой пребывало более столетия, и завершилось походами Александра Македонского, уничтожившего Персидское царство.
. Северные же области, благодаря патриархальному укладу жизни, родоплеменной стратификации общества и, как следствие, отсутствию полисов, сберегли этот заряд, чтобы «выстрелить», когда придет срок. Невольно возникает ощущение, что они сознательно не вмешивались в греческие дела, дабы не растратить попусту драгоценной «жизненной энергии» (пассионарный взрыв, который привел к вторжению в Грецию с севера Балканского полуострова ахейских, эолийских и ионийских племен и вытеснению ими неиндоевропейских автохтонов, произошел около 1900 г. до н. э.; с XII в. до н. э. эти племена постепенно вытеснялись дорийцами, которые тоже шли с севера, — между прочим, как раз к дорийцам восходит «генеалогия» македонян и их соседей). Разумеется, ни о какой сознательности тут говорить не приходится: патриархальное общество расходует пассионарность разве что на мелкие пограничные стычки, и лишь когда сменяется уклад — когда система усложняется настолько, что переходит на новый уровень взаимодействия, либо когда ее, случайно или преднамеренно, усложняют извне («индуцированная цивилизация»), — пассионарность обретает пространство для выплеска.
Предшественником Филиппа в попытках возглавить Элладу был фессалийский тиран Ясон Ферский, который сумел подчинить себе Среднюю Грецию и, как гласит предание, замышлял поход в Персию, но в 370 году до н. э. был убит заговорщиками. Что касается собственно македонских правителей, им было достаточно того, что их признают эллинами: так, Александр I Филэллин добился права участвовать в Олимпийских играх (он доказал коллегии жрецов, что правящая династия Аргеадов основана выходцами из Аргоса), а царь Архелай созывал к своему двору в Пелле греческих поэтов, художников и ваятелей — известно, что при дворе Архелая жили поэт Херил, трагики Агафон и Еврипид. Филипп же не собирался довольствоваться подобной «малостью»: воспитанный на греческих традициях и греческой культуре, он не мог спокойно наблюдать за тем, как хиреет Эллада, — тем более что ему — и он это вполне сознавал — хватало желания, решимости и сил навести порядок среди увлеченных политическими дрязгами греков. Причем «миссия Македонии» по спасению Эллады, как ее понимал Филипп, заключалась вовсе не в установлении тирании на южной оконечности Балканского полуострова; нет, речь шла о добровольном подчинении полисов — с сохранением автономии — единому владыке, который избавит греков от язв полисной демократии.
Читать дальше