Артем Драбкин - Мы дрались с «Тиграми»

А потом форсирование Днестра весной сорок четвертого. Тогда перед самым Днестром я со своими разведчиками и связистами отбил у немцев четыре исправных гаубицы, с этими орудиями мы проникли в тылы к немцам, вырвались кДнестру и с батальоном Морозова благодаря внезапности обеспечили бескровное форсирование Днестра. Радость была неимоверная, особенно у тех, кто наверняка погиб бы во время переправы в холодной воде и подогнем противника. Сколько же теперь спасли мы жизней! Если бы в условиях весеннего разлива пришлось форсировать эту широченную реку обычным штурмом… Начальство в ходе форсирования так радовалось удаче, что к ордену Ленина обещало меня представить. О Героях-то тогда и не мечтали, а самую высшую из возможных наград прочили мне безоговорочно. На том все и заглохло.

Однако жизнь на фронте шла своим чередом. На передовой свершались подвиги, гибли люди, а в тылах по деревням, в теплых постелях тешились с молодицами тыловики и политработники. Никто в них не стрелял. Подавляющее большинство из них и не собиралось погибать, а после войны они стали бить себя в грудь и рассказывать, как они «За Сталина» в атаку ходили. Что поделаешь: каждому свое и в смысле вклада в Победу. А награждать ведь всех надо. Иной тыловик был начальству дороже нескольких окопников, да и напоминал он о себе частенько — его и награждают в первую очередь.

Где-то под Одессой бежали мы с пехотой вслед за отступавшими немцами. Слышу, кто-то надрывно орет мне в спину:

— Михин, остановись, никак догнать не могу!

Оглядываюсь: Кочелаба — помначштаба полка. Торможу бег, он сует мне в руку орден и сразу же убегает в тыл, а то ведь пули летят, его и убить могут. Потом, после боя, разглядел орден: Отечественная война 1 — й степени.

Итак, за форсирование Днестра, где я сыграл ключевую роль со своими трофейными гаубицами, обеспечив бескровную переброску полков дивизии, меня ничем не наградили.

Потом я долго командовал батареей и дивизионом, а меня все не награждали, очередь не подходила: есть два ордена — и хватит, вон у начпрода — всего одна медаль, а он давно воюет. Там, в тылах, вокруг начальства, столько приспешников вертелось, что и среди них очередь на награждения была. У меня же за очередной год боев накопилось столько подвигов, достойных самой высокой награды, что можно бы и наградить было.

Не наградили меня и никого из пушечной батареи и за то, что мы в Молдавии остановили лавину немцев, прорывавшихся из окружения. Опять же, из всей дивизии именно мне поручили это опасное и требующее большого умения и мужества боевое задание. С четырьмя пушками мы сумели вовремя обнаружить и уничтожить тысячи солдат противника, более восьмисот взять в плен. Вся моя батарея тогда погибла, в живых остались один совершенно невредимый сержант, командир орудия, и я, раненный в ногу. Нам с сержантом никто даже спасибо не сказал. Не отсутствие наград тогда расстроило меня, а скотское отношение к честным людям. Это только в кино «Горячий снег» генерал привез и со слезами на глазах раздавал оставшимся в живых артиллеристам ордена, приговаривая извиняющимся голосом: «Чем могу, чем могу…»

У меня же, командира дивизиона, победившего в том бою армаду врагов, «в благодарность» отобрали «доджи», на которых мы возили пушки, и передали их придворному дивизиону, который штаб дивизии охранял. А мне сказали:

— Вон сколько бесхозных немецких лошадей по балке бродит после твоего боя, собирай их и формируй конные упряжки.

И я до конца войны возил две пушечные батареи на конях. Даже пустыню Гоби и хребет Большой Хинган на этих лошадках форсировал, прокладывая путь для всей дивизии.

И после Молдавии на всем боевом пути по Восточной Европе мой дивизион шел впереди дивизии с лучшим стрелковым полком. Сменявшие нас в Югославии болгарские артиллеристы не верили, что дивизионом командует двадцатитрехлетний капитан, прослуживший в армии всего три года. Поверили только тогда, когда я спас их от разгрома, проявив больше мужества и мудрости, чем эти высокомерные болгарские служаки-офицеры.

Дунай, Румыния, Болгария, страшные бои в Югославии, в ее непривычных для нас горах, где горные немецкие войска врезались в наши колонны с флангов и тыла, а бурные реки преграждали нам путь. Но в этих неразберихах мы всегда оказывались победителями.

Неприступную гору Ртань наша дивизия взяла только потому, что я с двумя пушками с помощью местных жителей проник по ее лесистым склонам в тыл к немцам и уничтожил прямой наводкой огневые позиции всех четырех немецких батарей. Лишившись артиллерии, фашисты отступили.