Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Созданная по распоряжению Берии комиссия вникла в материалы следствия по делу врачей- убийц, передопросила арестованных, затребовала объяснения от каждого члена следственной группы и в месячный срок завершила свою работу, составив убийственной силы документ, вынесенный на рассмотрение Пленума ЦК КПСС. Берия доказал, что Игнатьев, будучи министром госбезопасности с июля 1951 года по март 1953 года, не пресекал противоправную деятельность подчиненных и сам насаждал порочные методы ведения следствия, и настаивал на его аресте и привлечении к суду. Однако с его доводами не посчитались — защищая своего клеврета, Маленков смягчил удар, в результате чего Игнатьева вывели из Секретариата ЦК и вместо тюрьмы отправили в Уфу на пост первого секретаря Башкирского обкома КПСС.

4 апреля 1953 года газета «Правда» напечатала сообщение МВД СССР о реабилитации врачей. Там же под рубрикой «В Президиуме Верховного Совета СССР» была помещена следующая информация:

«Президиум Верховного Совета СССР постановил отменить Указ от 20 января 1953 года о награждении орденом Ленина врача Тимашук Л. Ф., как неправильный, в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами».

Для проведения инспекции по мегрельскому делу специальная комиссия не создавалась — поскольку в материалах данного дела затрагивались весьма деликатные моменты, Берия занялся этим лично, подключив особо доверенных сотрудников в лице генерал–полковника Кобулова и генерал–лейтенанта Влодзимирского. О том, как они работали, лучше других рассказал А. Рапава:

«16 марта 1953 года я был этапирован во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР. Через несколько дней меня вызвал на допрос начальник Следственной части по особо важным делам генерал Влодзимирский и предложил написать обо всем в камере. Я написал все, как было, после чего меня доставили в кабинет Берии, где находились он и Кобулов. Берия подробно расспросил о моем деле и методах следствия, потом сказал, что я буду освобожден и что арестовали меня по распоряжению Сталина.

«Ты ушел к Сталину, — с усмешкой заявил Берия, — а он тебя посадил». Этим он дал мне понять, что я как бы отошел от него за последнее время, поэтому такой результат. Тогда я не знал о смерти Сталина, и его заявление было для меня по меньше мере странным…»

Примечательно, что в день освобождения из-под стражи Рапаву назначили министром госконтроля Грузинской ССР, о чем он узнал на Лубянке, стоя с вещами в кабинете Кобулова.

Примерно так же решилась судьба арестованного Каранадзе, с той лишь разницей, что он прямо из тюрьмы отправился на пост первого заместителя министра внутренних дел Грузии.

Остальные обвиняемые за решеткой тоже не задержались — 8 апреля 1953 года Берия утвердил постановление о прекращении уголовного преследования и освобождении из–под стражи 37 арестованных по делу мегрело–националистической группы Барамии. А их место заняли полковник Цепков и члены его бригады.

Реабилитационная кампания не обошлась без накладок. Зная, что Берия покровительствует томившимся в неволе грузинам, и желая угодить, генерал Влодзимирский, по свидетельству очевидцев, вместе с оправдательными документами на жертв мегрельского дела положил в папку министра и справку на Рухадзе. Берия возмутился и запретил Влодзимирскому всякую самодеятельность, в виде епитимии поручив ему пересмотреть дело Теймураза Шавдии, которому уже успели отверстать 25 лет лагерей. Рухадзе тоже побывал в кабинете Берии (это произошло 21 марта 1953 года) и наивно понадеялся на милость Лаврентия Павловича, но свобода ему только пригрезилась — выяснив подробности разговора Сталина с Рухадзе, Берия потерял к нему интерес. Тогда Рухадзе принес покаяние, оставшееся безответным:

«Лаврентию Павловичу Берия

(лично)

Я плачу, мучаюсь, раскаиваюсь во всем случившемся. Мне очень и очень тяжело…

Прошу поверить, Лаврентий Павлович, что у меня не было вражеских намерений. Обстановка и обстоятельства, в которых я оказался, а также одиночество, сыграли большую роль в моих грехах. Я не оказался па высоте своего призвания, я не оправдал доверия партии и наделал много серьезных ошибок вплоть до преступлений. Я полностью виновен, я давно это осознал и прочувствовал…

Лаврентий Павлович, Вы знаете меня свыше 25 лет, я рос у вас на глазах и воспитан Вами. Обращаюсь к Вам с просьбой как к родному отцу и воспитателю моему и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать. Прошу ради детей своих дать мне возможность умереть на воле, повидав их в последний раз…