Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Цепков в ответ на мои жалобы сажал меня в карцер и говорил: „Я обещал вам карцер — вы его получили, обещал наручники — это тоже получили, и будьте уверены, что в ближайшие дни мы вас будем бить, если вы не покажете о своих связях с заграницей"».

В откровениях арестованных нет преувеличений, все было именно так, как они описывали. Чтобы отбросить последние сомнения в их правдивости, сошлюсь на свидетельские показания противной стороны. Например, входивший в бригаду Цепкова начальник следственного отделения УМВД Сталинградской области майор Голубков подтвердил, что в Тбилиси был установлен распорядок работы с 11 до 17 часов, затем перерыв на обед и отдых, после чего опять рабочее время с 23 часов до 5 утра, а арестованные вызывались на допросы ежедневно и днем, и ночью. Однажды Рухадзе зашел в кабинет, где Голубков допрашивал А. Рапаву, и угрожал избить его по пяткам за неискренность. «Для вескости своего нажима, — вспоминал майор Голубков, — в кабинет были доставлены резиновые дубинки. Разговор между Рухадзе и Рапавой шел в отношении арестованного Шавдия — Рухадзе хотел получить от Рапа- вы показания, компрометирующие отдельных руководящих работников центра, что Рапава категорически отрицал».

Допрошенный в качестве свидетеля тюремный врач, майор медицинской службы Размадзе, прослуживший во Внутренней тюрьме МГБ ГССР ровно пятнадцать лет, показал, что на Барамию и других арестованных по этому делу надевали кандалы, лишали их дополнительного питания и, главное, сахара. И. Рапава однажды пытался вскрыть себе вены куском стекла, а А. Рапава и В. Шония в знак протеста не раз объявляли голодовки.

В материалах следствия по делу мегрельских националистов имеется такая записка:

«Начальнику Внутренней Тюрьмы МГБ ГССР капитану тов. Князеву

За нетактичное поведение на допросах арестованного КАРАНАДЗЕ Григория Теофиловича поместить в карцер на 5 суток.

Министр госбезопасности Грузинской ССР генерал–лейтенант Н. Рухадзе

14 марта 1952 года».

Оригинальная формулировка, не правда ли? С Каранадзе говорили извозчичьим матом и в то же самое время требовали от него безупречного такта? Лихо, иначе не скажешь.

Но как ни старались люди Рухадзе и заезжая команда Цепкова, шпионаж мегрельской националистической группы никак не вырисовывался. Тогда новый первый секретарь ЦК КП(б) Грузии дал указание арестовать Зоделаву, лидера комсомола республики. Понимая, что это неизбежно привело бы к новой волне арестов и безнадежному поиску шпионов в молодежной среде, Рухадзе решительно возразил. С тех пор между Мгеладзе и Рухадзе, что называется, пробежала кошка.

В это время у Рухадзе резко обострились отношения не только с Мгеладзе, но и с другими партийными работниками. Отдавая себе отчет в том, что пассивная оборона не сулит ничего хорошего, Рухадзе предпочел дать жесткий отпор противникам.

«Я расправлялся и с партийными руководителями, которые выступали против меня, — признал он на допросе 18 сентября 1952 года. — Так, в марте текущего года на Политбюро ЦК ВКП(б) выступил 2–ой секретарь ЦК КП(б) Грузии Цхов- ребашвили и привел факты о якобы незаконном расходовании мною государственных средств в личных целях. Возвратившись в Тбилиси, я поручил своему заместителю Тавдишвили допросить арестованного Барамию о возможно известных ему компрометирующих материалах на Цховребашвили. Вместе с тем я поручил Тавдишвили проверить национальность Цховребашвили путем просмотра церковных записей по месту его рождения…»

Здесь я ненадолго прерву Рухадзе, ибо история проверки Цховребашвили, кроме всего прочего, содержит и анекдотический элемент. Рухадзе надеялся, что настоящая фамилия его врага Цховребов и что он, выходит, не грузин, а осетин. Велико же было удивление Рухадзе, когда выяснилось, что в церковных книгах фигурирует «третья» фамилия — Цховребадзе…

А теперь вернемся к протоколу допроса Рухадзе:

«…желая опорочить Цховребашвили, я намеревался собрать на него компрометирующие материалы и направить их в ЦК ВКП(б).

Вопрос: Вы сделали это?

Ответ: Нет, не успел, так как был снят с работы».

Если кто–то из читателей подумал, что Рухадзе сняли за фальсификацию дела мегрело–националистической группировки, то спешу уведомить, что это — заблуждение. Рухадзе «сгорел» на том, что прежде приносило ему одни лишь успехи, — на доносительстве.

«1 июня я воспользовался удобным случаем и написал письмо в Инстанцию (т. е. Сталину. — К. С.), в котором обвинял Мгеладзе в антипартийных делах, — позднее признался Рухадзе. —