Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

Федор взял табурет, поставил к стене, у дверей, сел.

- Зачем пришел? - спросила Анфиса. Глаза ее были черные и холодные.

- Не знаю... - Федор действительно не знал, не понимал, как здесь очутился. - Тоскливо мне.

Она так же стояла у печки.

- Вот я все думаю, Анфиса... Уйду я от Анны.

Анфиса не шелохнулась, только натянулась, как почувствовал Федор, еще туже, ожидая его дальнейших слов. В комнате пахло кислым тестом - Анфиса, видимо, заводила квашню на завтра.

Федору захотелось вдруг, чтобы Анфиса упала перед ним на колени, заглянула, как бывало, ему в глаза преданно, по-собачьи, чтобы она начала признаваться ему в любви, а потом уткнула бы ему в грудь мокрое от слез лицо, всхлипнула, как девчонка, вздрагивала плечами, а он, вздохнув неопределенно, погладил бы все-таки ее по голове, по плечам. И чтобы вызвать все это, он сказал:

- Вот только куда уйти-то? Ты не примешь меня, должно.

- Найдешь... Вдов сейчас много по деревне.

Тишина в комнате зазвенела, стала звенеть все звонче, противнее и, казалось, вот-вот лопнет, расколется радужными брызгами, как брошенный с большой высоты на камень стеклянный лист. Но не лопнула, все продолжала звенеть.

- То есть как это - вдов? - усмехнулся он жалко и глуповато. - А... а ты?

- Я не вдова пока. Кирьян пишет: ничего, мол, воюю...

- Хе-хе!.. - Смешок его дважды булькнул в тишине, испугав самого Федора. Это как же... понимать тебя?

- Я, Федор, Кирьяна ждать буду, - отчетливо проговорила Анфиса. - А ты больше не ходи ко мне...

Она замолкла, а слова ее бились под черепом, как тяжелые мохнатые шмели об оконное стекло. Он долго не мог понять их смысла, а когда понял, поднялась откуда-то жаркая волна, ударила в грудь, распирая ее, в голову, затуманив мозг. Он, покачиваясь, поднялся, чувствуя, что в ногах исчезла вся сила.

- Это... это ты чего такое говоришь? - Он вытер со лба шапкой испарину. Разлюбила, что ли? - нашел он наконец нужные слова.

- Я сказала - у меня свой муж есть.

- Так, - хрипло произнес Федор. - Хе-хе, шило-мыло... А также и купорос.

- Уходи, Федор, - попросила Анфиса. - Там Верка мерзнет.

Федор не помнил, как вышел на крыльцо. У дверей стояла Вера, кутаясь в полушубок.

- Скоро же вы! - насмешливо сказала она и хотела скрыться в сенях.

Но ее слова возмутили, обидели Федора. Он схватил девушку за плечи, сильно тряхнул ее.

- А ты... ты?! - закричал он громко и яростно. - Что ты понимаешь?! Что понимаешь?

Наспех накинутая шаленка сползла ей на плечи, она упиралась в грудь Федору руками, запрокидывая голову.

- Вы что? Вы что?!

Ее лицо было близко от его глаз, но в полумраке все черты сливались, однако Федору на миг почудилось, что это не Вера, а сама Анфиса: те же острые плечи, которые он чувствовал сквозь овчину полушубка, тот же волнующий грудной голос, так же блестели в темноте ее зрачки - маленькими острыми точечками. Всего этого Федор испугался, оттолкнул Веру.

- Медведь... Ну и медведь! - крикнула она сердито, натянула шаль, загладила под нее ладонью волосы. - Что мне вас с матерью понимать? Вы мне давно понятные.

- Дура ты.

- Это - пока, а потом вырасту, может. - И, сверкнув в полутьме полоской зубов, шагнула в сенцы и захлопнула дверь.

Из усадьбы Инютиных Федор вышел не спеша, вспоминая, что Анфиса так и простояла столбом у печки, даже не шелохнулась, пока он разговаривал с ней. Он понимал, что Анфиса указала ему от ворот поворот. Несколько минут назад это его оглушило и раздавило обидой, но странно - сейчас обиды никакой не было, осталось только легкое удивление, недоумение какое-то. Ему казалось, что все это - и его приход к Анфисе, и ее слова, - все это было не по правде, а во сне. И Верка, у которой блестели зрачки, а потом сверкнула во тьме полоска зубов, тоже была во сне.

Где-то рядом звякнула уздечка, кажется. Федор поднял голову. У крыльца его дома стояла запряженная в розвальни лошадь. "Интересно, это кто же приехал к нам?"

Войдя в дом, он увидел Ивана. Тот сидел на голбчике. "Ишь ты, на мое место уселся..." - со злорадством отметил Федор.

Иван был в пиджаке, черной рубахе-косоворотке, из которой торчала тощая шея, на коленке у него висела шапка. Анна собирала на стол, из комнаты, где жили дети, раздавались голоса Димки и Семена, а из-за другой двери слышался говор Марьи Фирсовны и ее дочери Ганки.

Рядом с Иваном лежали его вытертое суконное пальто и тулуп. Первой мыслью Федора было - подойти к Ивану, взять его за шиворот одной рукой, а ладонью другой отворить дверь и вышвырнуть в сенцы, как щенка, а потом выбросить туда же пальто и тулуп, а дверь закрыть на крючок. И все сделать молча, безо всяких слов. Но он не сделал этого потому, что Анна, пока Федор раздевался, перестала собирать на стол, стояла и сторожила каждое движение мужа. А потом вышел из комнаты Семен, тоже поглядел внимательно на отца, молча снял с Иванова колена шапку, повесил на гвоздь.