Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

Он прижимал ее к груди, и она брезгливо думала: "Еще с бабушкой, если она у тебя живая, посоветуйся..."

Несмотря на то что он сказал: "И поженимся", Вера не обрадовалась, она боялась - это минутное. И опять подумала о Семене: "Надо время от времени видеться с ним хотя бы".

Но Семен вел теперь себя как-то совсем странно. Случайно сталкиваясь с ней, он только махал рукой да бросал на ходу: "Привет, привет, Верка..." Ей никак не удавалось остановить даже его, не то что поговорить. И поэтому, когда Колька принес потрясающую новость о побеге Андрейки, побежала на станцию...

Потом она долго сидела на грязном железнодорожном диване, слушая, как в ушах звенят и звенят Семеновы слова: "Я не люблю тебя, Вера... И ты не любишь... Ты... никогда никого не сможешь полюбить. Ни меня, ни Алейникова, никого..."

Звон этих слов был неприятен, было такое чувство, точно ее колотили по лбу чем-то тяжелым и холодным. Она растерялась, в глубине души понимая, что Семена потеряла, а приберет ли к рукам Алейникова, еще неизвестно.

Встала с дивана и уныло побрела домой.

На другое утро ее огорошила мать:

- Отец-то тоже на войну... убежал?

- Чего? - не поняла Вера. - Как это убежал?

- А как Андрейка... - И мать беззвучно заплакала, опустившись на не убранную еще кровать. А выплакавшись, сказала: - Только ты никому, слышишь, никому не говори. В МТС я сообщила, что он заболел. Он сам напишет вскорости кому надо, чтоб не подумали чего.

Известия об отце пришли недели через три.

Вечер был холодный, дул пронизывающий ветер. Алейников и Вера стояли под той же начисто облетевшей уже березкой, росшей у кромки Громотушкиных кустов, где состоялось их первое свидание. Вера прижималась спиной к жиденькому еще стволику, куталась в теплую шаль. Алейников был в толстом суконном пальто, в сапогах и в шапке. Он стоял рядом и молчал.

За эти три недели они увиделись первый раз. На все ее звонки и просьбы о свидании Алейников отговаривался делами, потом уехал в область, вчера ночью вернулся, и сегодня Вера позвонила и расплакалась:

- Как хотите, а нам надо поговорить. Окончательно.

- Хорошо, - вздохнул Алейников на другом конце провода.

Да, сегодня Вера решила поговорить окончательно, потому что положение становилось все более угрожающим - вот уже Алейников начал избегать ее.

В поредевших Громотушкиных кустах угрюмо шумел ветер. Голые ветви березки, под которой они стояли, мотались из стороны в сторону, тонкий стволик вздрагивал и тихонько скрипел.

- Холодно. Я прямо вся продрогла, - сказала Вера, расстегнула его пальто, спрятала исхлестанное ветром лицо у него на груди.

Алейников прикрыл ее полами от ветра, обнял за плечи, поцеловал в голову сквозь шаль и неожиданно спросил:

- А что с твоим отцом, Вера?

- С отцом? - Помня слова матери, она не знала, что ответить. - Он... он на фронт уехал.

- Я знаю. Странно он уехал как-то. По-детски. Сегодня директор МТС мне звонил... "Мы считали, что тракторист Инютин болеет, дома лежит, а он уже на фронте воюет".

- На фронте? Он уже на фронте?

- Да, письмо от него пришло.

- Надо матери сказать... Она эти две недели какая-то сама не своя. Как отец убежал, она все плачет.

- Почему он убежал?

- Не знаю, - со вздохом ответила Вера. - Он всегда был чужой для меня. Мать говорит - он хороший. А я - не знаю... У них с матерью жизнь какая-то... не как у других, непонятная.

- Не любят, что ли, друг друга?

- Не поймешь их. Мать у меня... - Вера хотела рассказать то немногое, что знала об отношениях родителей, но подумала, что это долго, сложно да и ни к чему. - В общем - не могу я ничего понять у них. Пойдем домой, что ли?

- Да, пошли. Противная погода.

До села они дошли, почти не разговаривая. Когда Вера свернула на ту улицу, где жил Алейников, он хотел вроде что-то сказать, однако она опередила его:

- Ладно, сегодня я провожу тебя, устал ты сегодня.

Остановились возле высокого штакетника, которым был обнесен кирпичный особнячок Алейникова.

- Может, в гости пригласите? - произнесла она, чувствуя, что набивается грубо и неумело. - А то меня насквозь продуло, хоть погреюсь.

- Конечно, я и сам подумал... Надо нам поговорить спокойно и обо всем. Проходи. Только мамаша спит уже, мы ее тревожить не будем. - Он загремел ключами.

Комната, куда ввел ее Алейников, была маленькой, тесной, ни ковров, ни люстры, как она себе почему-то представляла. Правда, на полу лежала ковровая дорожка, но старая, облезлая. Посредине стоял квадратный стол, застланный светло-голубой скатертью, у стены - другой, письменный, и клеенчатый диван, как две капли воды похожий на тот, что стоит в кабинете у Кружилина. Впритык к дивану - шкаф, обыкновенный, простенький шкаф - даже кустарной работы.