Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Да, это твой отец.

- Как он... Господи! Как он выглядит? Скажите!

- Как! Нормально...

Так же никого не видя, шла Наташа назад. Она вошла в кабинет директора, захлопнула за собой обитую черной клеенкой дверь и прижалась к ней спиной.

- Что такое?! - встал ей навстречу директор.

- Папа, папа! Он... Савчук говорит, что он в Наркомате работает. Я говорила, говорила, что он не виновен! - бессвязно выкрикивала Наташа, давясь слезами, потом качнулась к Нечаеву и уткнулась ему в плечо.

Не сразу Федор Федорович понял, в чем дело, а когда понял, усадил свою секретаршу за длинный "совещательный" стол, вытер ей, как девчонке, щеки своим носовым платком.

- Вот и хорошо, Наташа, - сказал он. - Давай-ка чаю попьем, а? Я сейчас сам заварю. Видишь, мы живем все-таки по законам справедливости... Где у тебя заварка-то?

Говоря это, Федор Федорович вышел в приемную, оставив дверь в кабинет открытой, включил там электроплитку, на которой Наташа всегда грела для Федора Федоровича чай, полез в шкаф, ища заварку.

- Сейчас мы почаевничаем. Прекрасно, все прекрасно, Наташенька. Дочка-то как твоя, Леночка, а?

Потом они пили чай, директор завода подробно и потому неумело расспрашивал о ее житье-бытье, хотя все прекрасно знал и без этого, о ее муже Семене, даже о бабке Акулине, у которой жила Наташа.

- А знаешь... А хочешь, мы отзовем твоего мужа с фронта? - неожиданно предложил Нечаев.

- Как? - удивилась Наташа, даже обрадовалась.

- Ну... это не трудно. Наш завод военный, нужны специалисты. Я напишу, мне пойдут навстречу.

Наташа молчала долго, глядя в остывающую чашку. Она вспомнила, как Семен год назад уходил на фронт. В мозгу зазвучали вдруг отчетливо его слова, когда они лежали на горячем песке речного острова: "Ты подумай сама вот о чем... Дед мой, Михаил Лукич, кто был? Люди помнят... Может, кто и забыл бы, да сын его Макар живой еще... И отец мой, сама видишь, какой. Подумай - и поймешь, почему я должен идти. Мама поняла, она заплакала, но сказала: "Иди, надо, сынок..." Вспомнила и куличка, бежавшего у самой воды по мокрой полоске песка от настигающей его тени от облака. И как Семен следил за ним. Еще вспомнила, как он уезжал на фронт, как медленно уползал поезд, обвешанный гроздьями людей, а за последним вагоном бежал он, Семен, а она, Наташа, смотрела на него и радостно думала, что он не догонит вагона, поезд уйдет без него, а он останется, и они вернутся домой, и все будет как прежде. Но Семен догнал вагон, к нему протянулись руки, ухватили его, затащили в черный проем вагонных дверей...

Все это Наташа увидела вдруг перед собой как на живой картине, как в кино, а Нечаев не видел, потому что ничего этого не знал и не испытал. "И потому вот сказал это... это..." - мелькало у нее в мозгу.

Еще молча она отрицательно качнула головой, а потом только произнесла:

- Не-ет... Невозможно это. Никак...

Нечаев, беспомощно и виновато следивший за ней, чуть отвернулся. И Наташа поняла, что он предложил это от доброты просто, и, если бы она согласилась, может быть, и отозвал бы Семена с фронта, но навсегда бы потерял уважение к ней. И к Семену. Они бы для него тогда перестали существовать. Как надо иногда немного, чтобы к тебе потерялось вот такое человеческое уважение, без которого и жить-то нельзя. Одно, всего одно слово... Но как ей сейчас не просто было удержаться от такого слова!

Неожиданно Наташа, сразу забыв о Семене, ощутила в себе какое-то беспокойство, глянула на директора завода вопросительно и растерянно.

- Но почему отец... действительно не позвонил мне до сих пор? Не дал телеграмму? Не написал? Сколько дней прошло!

Ее беспокойство передалось и Нечаеву.

- Да, да... Но он мог... уехать куда-нибудь. У них дел-то! Мог просто заболеть, в конце концов...

- Тут что-то не так! Тут что-то не так! - дважды воскликнула Наташа, поднялась, зажала виски ладонями. Ткнулась в один угол кабинета, в другой. - Я не могу... Я сама... сама должна поехать в Москву!

- Зачем же? Можно же телеграмму дать... Или давай сами позвоним, а? Ведь это просто!

- Ой! - воскликнула Наташа, побледнела вдруг, как стена. - Не надо!

Она выскочила в приемную, села за свой стол, уронила голову и заплакала.

Минут через десять успокоилась, поправила волосы, глянула в зеркальце. Глаза были красными, припухшими. Еще подумав о чем-то, встала и зашла к Нечаеву.

- Федор Федорович... Если можно, я домой... Леночку пора кормить.

- Конечно, конечно... Ты вообще можешь сегодня не приходить. Отдохни.

- Спасибо, - сказала Наташа. - И без меня не звоните в Москву. Мне просто страшно.