Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Первый секретарь обкома это говорил, а все вещи, находящиеся в кабинете, мебель, портреты на стене, занавески на окнах и сами окна - потускнели вдруг, качнулись и поплыли, поплыли... И сам первый секретарь обкома как-то странно наклонился и, не падая окончательно, метнулся к нему. В уши ударило еще раз глухо и больно:

- Иван Михайлович! Иван...

...Он очнулся на диване. Рядом на стуле, взятом от стола для заседаний, сидела та самая женщина-врач, которую Иван Михайлович видел в приемной, теперь она была в белом халате. Первый секретарь обкома стоял возле нее.

Очнулся Иван Михайлович оттого, что услышал запах какого-то лекарства. В голове стучало. И в груди, там, где сердце, стояла тупая, тяжкая боль.

Он приподнялся, спустил ноги на пол.

- Пашка, средний сын... Последний, - мучительно проглотив тяжелую, с острыми краями пробку, торчавшую в горле, проговорил он. - Сперва крайних выбило, теперь в середку... Теперь я совсем один.

- Теряем сыновей, Иван. Теряем дочерей... - проговорил первый секретарь обкома, присаживаясь рядом на диван. - Не ты один теряешь. Всем тяжко...

- Да, это так. - Субботин, судорожно вздохнув, поглядел мутными глазами на врача, на первого секретаря. - Спасибо вам...

- Поезжай домой, Иван Михайлович. Отдохни, успокойся, если можешь... Вот Зинаида Даниловна побудет с тобой.

- Нет... Я пойду к себе в кабинет. Что же... надо работать. Надо работать.

- В Шантару ехать я тебе запрещаю. На пленум кого-нибудь другого пошлем.

- Нет, я сам поеду, - упрямо мотнул он белой головой.

...Когда Иван Михайлович Субботин снова шел через приемную, солнечные полосы, бившие из окон и растекавшиеся по паркетному полу, были черными, и он спотыкался об них.

* * * *

Было второе августа, день стоял безветренный, теплый, небо чистое и высокое.

На берегу Громотухи оживленно, как на воскресном базаре. Галдели и кричали люди, на разные голоса звенели и хрипели пилы, скрипела прибрежная галька, по которой на лошадях таскали из воды мокрые, тяжелые бревна. Их распиливали тут же вручную на доски, на брусья, соорудив для этого высокие козлы, складывали в штабеля, а оттуда грузили на автомашины и подводы, увозили.

На не расчаленных еще плотах купались ребятишки, с хохотом и визгом прыгали в воду, подымая тучи брызг. Старухи и женщины подбирали древесную кору и щепки, всякие обрубки и обпилки, связывали в вязанки или нагружали ими ручные тележки и увозили к себе домой - на топливо.

Над рекой по всему берегу стоял густой и холодный запах коры и сосновых опилок.

- Хорошо, а! - воскликнул Субботин, оглядывая всю эту трудовую суматоху. Весело.

- Оно весело, пока с тучки не навесило, - сказал Филат Филатыч. Он стоял рядом, простоволосый, прижимая к груди замызганный старинный картуз.

Кружилин только что познакомил Субботина с ним, сказав:

- Вот он, Филат Филатыч, и приплавил нам лес с верховьев Громотухи.

- Спасибо, Филат Филатыч, - повернулся к нему Субботин, с любопытством оглядел. - Я знаю, что ты великого уменья в этом деле.

- Откуда ж, барин? - сорвав свой головной убор, спросил, посверкивая узкими глазками, неугомонный старик.

- Это какой же я тебе барин?! - изумился Субботин.

- А кто ж ты таков? Из самого Миколаевска, слыхал. Глядишь вон как строго. Ух! Откудова я тебе, грешный, известный-то?

- И что грешен ты, знаю! Жену ты сильно обижал. Так?

- Ну... было, - растерялся старик. - Да ты кто ж таков?

- Барин я, ты ж определил... А жена у тебя славная была. А ты дурачок-лесовичок.

С этими словами Субботин отвернулся и, наморщившись, сунул ладонь под полувоенный френч, стал растирать защемившее опять сердце. А старик так и остался стоять, прижав к груди своей картуз.

Пощипав, сердце отпустило, Иван Михайлович снова улыбнулся и произнес это "весело", на которое откликнулся Филат Филатыч, все еще с удивлением оглядывая Субботина.

- Откуда ж сегодня дождю быть? - спросил Филата Филатыча Кружилин. - На небе ни тучки.

- А будет. Седни Ильин день. А на Илью до обеда лето, говорится, а после обеда осень.

- Да вон же какая жарынь стоит!

- А поглядим, - усмехнулся опять старик. - Не дождик, так гром постучит, это уж обязательно. Илья сатане места не да-аст!

- Ну-ну, интересно, - повернулся к старику Субботин. - Почему ж не даст?

- Осерчал.

- За что же?

- Так дело как у них было? - Старик наконец картуз свой бросил на голову, полез за кисетом. - Сатане шубу надо было сильно к спеху сшить. Холода, значит, должны скоро подступить, а он без шубы еще. Сел он под сосну с утра, принялся за дело, да не поспел к вечеру. А ночью, известно, темно. Ну, в тую ночь Илья-то и гремел, оповещал, что лето кончается. Как молния блеснет, сатана и продернет иголку с ниткой в шубу. А там опять темно, ждать опять надо, ни иголки, ни шва не видать. Ну, леший терпел-терпел да заворчал: "Што ж ты, Илюха, не часто светишь, обессилел, что ли, козел облезлый?" Илья-то на это и осерчал, ка-ак пустил в черта громовую стрелу. Да он, черт, на то и черт, увернулся. Сосну расщепало, а черт убёг со своей шубой. Ну, с тех пор и гоняется Илья за ним, не дает нигде присесть. Где сатана лишь притулился, а тот стрелу туда пущает...