Иоахим Хоффманн - Немцы и калмыки 1942-1945

Для подготовки захвата Астрахани — операции «Цапля» — была занята Халхута, географически самый восточный пункт всего советско-германского фронта, она удерживалась с большим напряжением до 20 ноября 1942 г.

Уже в середине октября 1942 г. 16-я МПД предлагала оставить Халхуту «по причине чрезвычайных трудностей разного рода» и отступить на зимнюю стоянку в Яшкуль. К трудностям, которые затрудняли оборону села, принадлежали прежде всего его глубокое положение, разрешавшее противнику свободный осмотр немецких позиций, а также невыгодное расположение водных колодцев, которые свободно наблюдались противником. Кроме того позиция в Халхуте означала удлинение линий снабжения до 200 км, что делало необходимым создание опорных пунктов в Яшкуле, Утте и Халхуте, что при недостатке транспорта было трудновыполнимой задачей для 16-й МПД. Командующий 4-й танковой армией, посетивший Утту и Халхуту 17.10.1942 г., был в целом с этими аргументами согласен, но связывал отступление от Халхуты с отменой операции «Цапля». Четыре недели спустя, 20.11.1942 г. командующий группой армий «Б» потребовал от верховного командования немедленного решения этого вопроса.

В тот же день Гитлер согласился на отступление до Яшкуля.

К тому времени Халхута уже была окружена превосходящими силами советской 28-й армии. (Немецкие части вышли из окружения в северо-западном направлении, но потеряли при этом все танки и тяжёлые орудия.)

Немцы пришли в Калмыцкую степь без каких-либо ясных представлений о специфике этого региона.

Хотя в 1942 году генштаб сухопутных войск и издал «Военно-географическую информацию» о Кавказе, но то, что касалось калмыков, как природы так и социально-экономического положения, было основано на неточных и давно устаревших документах. Мало внимания было уделено тому, что произошло в советские времена, даже карты не соответствовали действительности. Но какой бы отрывочной или устаревшей не была общая картина, в одном пункте выводы немецких властей были верны: в Калмыкии, как среди казачества и на Кавказе в целом, имели место хорошие предпосылки для установления крепких и дружеских отношений с местным населением.

В регионах к югу от Дона такие предпосылки обещали успех, тем более что германская политика здесь была проще, чем на соседней Украине, a немцы — если забыть о их интересах к кавказской нефти — не имели каких-либо колонизаторских целей на периферии их зоны влияния.

Отношение к донским, кубанским и терским казакам, к народам Северного Кавказа и Закавказья, калмыкам, наконец, с самого начала было поставлено поэтому на «разумную» основу.

Такая политика была выражением не только пожеланий и интересов и без того более чем занятого другими проблемами Вермахта, но и соответствовала «декомпозиции» СССР, поддержке нацменьшинств и усиления центробежных сил в соответствии с политикой Имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий.

С немецкой стороны считалось, что отношение к калмыкам будет примером для всего этноса тюрко-монголов, проживавших восточнее Волги, точно так же как политика в отношении кавказских народов стала примером контактов с народами Ближнего Востока.

Немецкие части вплоть «до последнего солдата-тыловика» получили специальные инструкции по поводу того, что они должны вести себя здесь корректно и доброжелательно по отношению к населению, как в дружеской стране, уважать их религию, традиции и обряды, и как можно меньше вмешиваться в их внутренние дела. Главное правило гласило — рассматривать местное население как друзей.

В особенности это касалось сельского населения с его отрицательным отношением к советскому режиму и склонностью к добровольному сотрудничеству, в то время как городское население с его «советской интеллигенцией» считалось менее надёжным.

Начальник штаба наступавшей на Сталинград 6-й армии генерал-лейтенант Шмидт составил даже инструкцию, предусматривавшую предпочтительное отношение к казакам и калмыкам.

В отличие от русского населения им разрешалось сохранение холодного и даже огнестрельного оружия, кроме того, их разрешалось привлекать для усиления охраны тыловых объектов.

В основе этой политики лежал прежде всего военно-практический расчёт, и прежде всего-воспрепятствовать возникновению партизанского движения с самого начала, обеспечить спокойствие в регионе небольшими местными силами и защитить растянутые тылы фронтовых частей от враждебных акций.