Иоахим Хоффманн - Немцы и калмыки 1942-1945

В Калмыкии, как правило, имело место точное расследование обстоятельств с заслушиванием свидетелей и составлением протокола, чем по меньшей мере выполнялся некий минимум международных норм.

С другой стороны за советских агентов часто заступались калмыцкие авторитетные лица, старосты и священники, если речь шла о родственниках или просто калмыках. Профессор фон Рихтгофен сообщает даже о случае, когда один из советских диверсантов был передан на рассмотрение калмыцкому «народному закону» — собранию буддийских священников. (Он же подчёркивает, что калмыцкие представители в целом не разделяли «жёстких немецких мер против большевицких шпионов и диверсантов».)

В войне мировоззрений между национал-социалистической Германией и коммунистической Россией имела место обычная для этих режимов практика, какой бы мрачной она ни казалась.

И советская сторона не отставала в беспощадности от своего противника.

К регулярным частям Красной Армии это относилось так же как и к партизанским отрядам или частям НКВД.

В каком моральном состоянии были советские солдаты, воевавшие в Калмыкии, иллюстрирует «Лицевой счёт солдата», распространявшийся среди солдат политотделом 28-й Армии с начала ноября 1942 года с заголовком: «Сколько немцев мы сегодня убили?» На этом пропагандистском опусе приводился отрывок из приказа командующего Сталинградским фронтом генерала-полковника Ерёменко: «Каждый боец должен видеть свою честь и гордость в том, чтобы уничтожить как можно больше фашистов огнём орудий, пулемётов и автоматов. Убить 10 хорошо, убить 15 образцово, убить 20 геройски.» Тут же и кошмарный призыв писателя Эренбурга: «Мы забыли обо всём на свете кроме одного, убить немца. С этого начинается и этим кончается наш день… пусть наш сжигает одна страсть и одним горит сердце: убей немца, убей немца…» Этот текст был известен и на немецкой стороне.

Когда Красная Армия отвоевала в январе 1943 года город Сальск, полковник Телешевский, редактор армейской газеты «Красное знамя», нашёл там экземпляр немецкой газеты, выходившей на русском языке, в которой, как он писал, «какой-то фашистский иезуит» сетовал на то, что, наверно, никогда ещё в истории «солдаты одной армии не воспитывались в такой неописуемой ненависти против солдат другой армии».

Острая реакция показывала, что этим было затронуто самое ранимое место.

Плоды разжигания подобной ненависти против немецких солдат сказались прежде всего на пленных, захваченных Красной Армией.

Хотя на советской стороне имел место приказ об отправке пленных в тыл, «если это разрешают обстоятельства», есть многочисленные свидетельства о том, что в Калмыкии и соседних регионах немецких пленных сразу расстреливали. Партизаны делали это практически всегда.

Опубликованные сводки часто содержат формулировки типа, что там или там удалось захватить и расстрелять немцев. Регулярные части Красной Армии не отставали в этом от партизан. Советские офицеры и солдаты без видимой причины расстреливали немецких солдат при захвате в плен или позже, в особенности раненных.

(Такие же сообщения поступали и с фронта румынских частей. Так, на участке румынской 4-й пехотной дивизии сообщалось о расследовании грубых преступлений против международных норм со стороны противника в боях около села Садовое. По сообщениям, пленные здесь были в массовом порядке расстреляны или повешены, раненные были сожжены.)

Более того, порой ликвидировались даже попавшие в плен немецкие лётчики после того, как они были допрошены в самых высоких штабах. (Об одном таком случае при штабе 47-й Армии рассказал на допросе офицер этого штаба лейтенант Редько.)

Особенно варварским актом стал эпизод в феврале 1943 года в Гришино и Постышево под Красноармейском, где по приказу политотдела 4-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора Полубоярова была расстреляна большая группа немецких, итальянских и румынских пленных, а также немецкие и французские железнодорожники. (Подробности об этом сообщил командир зенитной батареи 14-й гв. танковой бригады лейтенант Сорокин.)

Примечательно в связи с этим поведение бывшего командира 16-й МПД генерал-лейтенанта Хенрици и его преемника генерала графа фон Шверина, которые подвергаются тяжелым обвинениям в связи со своей деятельностью в Калмыкии. Хенрици, теперь уже командир действовавшего при Красноармейске 40-го танкового корпуса, издал в связи с этим случаем приказ, в котором он призывал свои части не опускаться до актов возмездия: