Андрей Бугаев - День «N». Неправда Виктора Суворова

И уже по-иному воспринимаешь следующие строки:

«Кадровый военный, каким был Жуков, не предавался эмоциям… Недобрая усмешка пробегала по его лицу, когда ему попадались снимки тех, кто разогнал французские и английские войска: пустоглазые парни в куцых мундирах мышиного цвета, с автоматами. Из коротких голенищ торчат запасные обоймы, на головах знакомые ему по фронту той войны каски омерзительной формы, Каждый из них ничто, но вместе — победители!..» [669]

Понятно, что отдельные историки, равно как и отдельные издательства, могут быть излишне поэтизированы. Но допустимо ли вкладывать в уста исторической личности едва ли не программу своего движения, допустимо ли отождествлять свои убеждения с мыслями столь масштабного человека, тем самым низводя его до уровня пропагандиста националистических идей?

Откуда эта мелкая ущербная злоба? Где хоть строчкой, хоть намеком дал Жуков повод предположить, что подобным образом оценивал немецких солдат. Не мог Жуков так думать! Все, что мы знаем о нем, свидетельствует — не мог. К противнику Георгий Константинович относился уважительно. Не дано мне узнать его мысли, но слова маршала приведу:

«Надо будет, наконец, посмотреть правде в глаза и не стесняясь сказать о том, как оно было на самом деле. Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль» [670] .

«…Я противник того, чтобы отзываться о враге, унижая его. Это не презрение к врагу, это недооценка его» [671] .

А недооценить немецких солдат, заранее представляя их «пустоглазыми ничтожествами», значило обречь себя на поражение…

Непомерное возвеличивание, прививаемая исподволь высокомерность, искусственная изоляция нации не может не обернуться в итоге ущербностью и отчужденностью. Все нации проходят по одному, в общем-то, пути. Вот только одни взрослеют раньше, а другие продолжают сочетать капризы переходного возраста с пудовыми кулаками.

Национализм, в любом своем проявлении, как и всякая идеология, основанная на создании образа врага, может принести сиюминутный успех, но в конечном счете неизбежно ведет к разрушению.

Прошло более полувека. Что же нам до сих пор таить в себе ожесточение? Войны развязывают диктаторы и правящие элиты, а солдаты… Солдаты кормят вшей в окопах и держат фронт. Потому что за спиной — Отечество. Каким бы оно ни было… [672]

Да, мы нанесли друг другу глубокие раны. Да, были чудовищные зверства. Но виновата в них и понесла ответственность преступная клика. Ничего не должно быть забыто, но стоит ли перекладывать взаимную неприязнь на плечи новых поколений. Тем более, немцы-то как раз повинились: «Не без нашей молчаливой поддержки вырос и окреп кровавый человеконенавистнический режим, принесший столько горя, смертей и разрушений. Простите, если сможете. Никогда этого не повторится». А мы? Продолжаем дискуссию, чего было больше в деятельности Сталина (и Гитлера!), хорошего или плохого. И упаси боже усомниться в правильности всего совершенного. Оттого, наверное, так и живем.

А по улицам запросто расхаживают крепкие бритоголовые парни со стилизованной свастикой на рукаве. Почитывают на досуге «Майн кампф». Рассуждают о чистоте расы. И ведь ждут только лишь сигнала, чтобы взять в руки факелы и сжигать сваленные на площадях книги неугодных авторов…

Не думаю, чтобы в боевых частях даже в самом начале слишком уж популярны были идеи национал-социализма. Террор в отношении местного населения быстро разлагает армию. Вермахт же представлял собой грозную силу практически до последних дней. И надо честно признать, это был достойный противник. Выучка и дисциплинированность немецкого солдата достойны самых высоких оценок. Да и проявления массового, как принято у нас говорить, героизма имели место с обеих сторон.

Немецкие пехотинцы также, как один, поднимались в штыковые атаки. А когда их окружали, когда не оставалось надежды и никто из своих не мог увидеть последнего их подвига, отстреливались до последнего патрона, предпочитая сдаче в плен смерть. Немецкие десантники, уступая в численности, вступив в бой, едва обрезав лямки парашюта, оттеснили англичан в глубь Крита, дав тем самым возможность, приземлиться планерам с основными силами и очистить остров. Подводники неделями находились в рейдах и, пренебрегая опасностью, забирались в бухты вражеских баз. Жертвуя собой, почти без воздушного прикрытия вывезли немецкие моряки из Крыма и спасли от плена десятки тысяч солдат. Танкисты атаковали втрое, вчетверо превосходящего врага и добивались успеха. Снайперы задерживали продвижение батальонов. Летчики Люфтваффе вытянули начало этой войны, а затем, когда положение стало уже безнадежным, сопротивлялись, как могли. А был еще Эрих Хартман, сбивший последний по счету, 352-й(!) самолет противника 8 мая 1945 года в небе над Бруэном. Вернувшийся на базу, сжегший материальную часть и отправившийся с подчиненными на запад, сдаваться американцам… Был лейтенант Прин, проведший свою подлодку по узкому фарватеру прямо в Скапа-Флоу и потопивший линкор «Ройал Оук» в его базе… Гарнизоны Сен-Назера и Лорьяна [673] держались почти год и капитулировали лишь после окончания войны.