Филипп Эрланже - Диана де Пуатье

Помимо других забот, фаворитка надеялась на претворение в жизнь замысла, который она вынашивала в течение долгого времени. Обозначить свой приход к власти, завладев частью богатств короны и установив в королевском окружении новый порядок, отнюдь не было пределом ее мечтаний. Ей были необходимы особенная торжественность, восхитительное судебное торжество (как всегда!), которое увековечило бы ее победу над врагами.

Обычное судебное разбирательство и вынесенный приговор, безусловно, потрясли бы толпу: но они бы слишком принизили Угрюмого красавца и его несравненную возлюбленную. Все должно было произойти в точности по рыцарским канонам и так, чтобы оставалась возможность для божественного вмешательства. Жертва? Вот уже год, как она была известна, с того самого момента, когда колосс Ла Шатеньере, сторонник дофина, вызвал на дуэль невезучего Жарнака, зятя госпожи д'Этамп.

Но осталась ли злоба несчастного принца в сердце всемогущего повелителя? Пример его деда, Людовика XII, который отказался «выплачивать долги герцога Орлеанского», подсказывал ему, как следовало бы поступить, и делал еще более шокирующей трагическую развязку альковной интриги.

Ни один из историков, старающихся реабилитировать Генриха II, не смог найти оправдания тому постыдному воодушевлению, с которым этот печальный герой разделил губительную ненависть своей любовницы. Достаточными ли извинениями являются слабость и любовь для того, кто должен служить примером для миллионов людей? Вызывает полное замешательство поведение монарха, чьи легисты старались основываться на римском праве, главы государства, храбро отрекшегося от средневековой косности, который в то же время собирался вновь ввести в обращение «старое доброе готское право, мудрость состязаний, суд шпаги»!

Ла Шатеньере уже «проявлял нетерпение, отвратительное и непереносимое для всех, входил в огромные траты, что было бы невозможно, если бы король, который его любил, не снабдил его средствами». Жарнак, хотя и не обделенный храбростью, чувствовал, что мужество оставляет его. Слова, произнесенные им во время дуэли, говорят о том, что он был у Дианы и пытался заставить ее смилостивиться. Мадам сослалась на королевскую волю и осталась холодна, как камень.

Помощниками ее в этом деле были Гизы, господин д'Омаль пообещал стать поручителем Ла Шатеньере. Они надеялись на то, что в награду за свой подвиг фанфарон получит видную должность генерал полковника пехоты, впрочем, предназначавшуюся Колиньи, любимому племяннику коннетабля.

Монморанси был встревожен. Он чувствовал, какие неприятные последствия может повлечь за собой эта затея. Двадцать третьего апреля на Совете в замке Ане разгорелся жестокий спор по этому вопросу. Коннетаблю пришлось смириться с волей господина, но в тот же день в запасе Колиньи появился чин генерал-полковника.

Тотчас же разнеслась весть об этом судебном поединке, который должен был состояться 10 июля в присутствии Их Величеств в Сен-Жерменском лесу. Ничего подобного не случалось вот уже несколько поколений (Святой Людовик уже прилагал усилия к тому, чтобы помешать подобной практике). Бескрайнее любопытство охватило страну. Города и деревни, замки, дворянские поместья, дома буржуа, целая толпа пришла в движение, нетерпеливо ожидая этого необычного зрелища, всколыхнулся и двор, это чудо Христианства, по словам одних, эта гидра, по мнению других, пожирающая народное достояние.

Жарнак, набожно, сосредоточенно помолившись, приготовился к смерти. Затем он прибегнул к искусству итальянца Кеза, прославленного мастера фехтования. Ла Шатеньере также советовался с итальянцами, стараясь разузнать их секреты. Но человек, к которому он обратился, дал ему совет, повлекший за собой, по мнению Монлюка, его поражение.

Кто же был этот неловкий… или коварный человек? Кузен королевы, Пьер Строцци. Безусловно, Медичи всеми силами желала неудачи предприятию своей доброй кузины. Этого не хотел и Монморанси. Итак, этот поединок был не просто поединком между старым и новым двором, он также выражал противостояние любовницы и супруги, любимчиков фаворитки и старого государственного наставника.

Перед военным представлением прошло траурное мероприятие: наконец, тело Франциска I было перевезено в Сен-Дени, как и тела его детей, дофина Франциска и герцога Орлеанского.

В свое последнее путешествие тот, кто так любил роскошь, отправился окруженным невиданным великолепием. После «сорока дней» в Сен-Клу королевские останки, сначала находившиеся в церкви Нотр-Дам-де-Шан, пересекли Париж, в котором все, что можно, было обито фиолетовым бархатом с вышивкой серебром. Огромное количество оружия, черных плюмажей, фонарей, обтянутых крепом, свечей, блистательные костюмы почетного караула составляли картину, которую наблюдали тысячи потрясенных зевак.