Роман Иванычук - Мальвы

- ...Мама, я видела их... Почему они пришли так поздно? - Больше ничего не сказала и неподвижно смотрела на растерянную мать.

А вечером рабыня Наира рассказала ей сказку. Она знала их множество, и эти сказки становились для Мальвы тем новым миром, который открылся перед ней.

- Было или не было, - тянула Наира, - а в прошлые времена жил могучий султан, который подчинил себе три четверти мира, а четвертая часть, на которую не ступило копыто султанского коня, дрожала от страха перед грозным падишахом. И пошел он на Русь и поглотил сорок городов, как один кусок. Возвратился султан с почестями и золотом, но ничто не радовало его так, как пленница Маруся, которую схватили янычары в церкви, когда она венчалась со своим джигитом. Влюбился султан, как тысяча сердец, и поклялся, что будет жить только с ней одной. Полюбила и пленница султана, а поскольку она была чародейкой, то сумела лишить воли своего господина. Что бы Маруся ни сказала, он слушался ее, и добилась она невозможного: султан поклялся ей никогда не воевать с Русью. Сорок тысяч невольников вернула она в их родимый край, но сама возвращаться не захотела. Гяуры слагали песни о ней* и назвали ее своей святой...

_______________

* Имеется в виду дума о Марусе Богуславке.

- А дальше, дальше что было? - расспрашивала Мальва, но Наира не знала, что было дальше.

- Аллах один ведает... их желания исполнились, пускай исполнятся и наши...

Много еще сказок услышала Мальва, но так и не досказала Наира эту почему-то она выпала из памяти старухи. И наверное, поэтому дивная сказка представлялась теперь султан-ханым в ином свете, и Маруся стала похожей на синеглазую девушку из Мангуша, а турецкий султан - на остробородого хана Крымского улуса.

<...И добилась Маруся от хана, что он никогда не пойдет войной на Украину, и сорок тысяч невольников она вернула в их родной край, а сама... сама вернуться не могла, потому что любила хана... А что дальше, что дальше было?>

Известие о Желтых Водах и Корсуне докатилось до Мангуша. Вначале шепотом, а потом громко заговорили поселенцы с Узенчика о чуде, которое вымолили люди у чудотворной иконы Успенской Марии: хан идет освобождать Украину!

Стратон не верил. Откуда могла появиться на Украине такая сила, что смогла разгромить королевское войско, и слыханное ли дело, чтобы на помощь христианам шли мусульмане? Сам заковылял в Бахчисарай, а вернувшись, упорно молчал и только тяжело стонал по ночам, словно стреноженный бык.

Вскоре распространился слух о том, что несколько мужчин исчезло из Мангуша. Потом не стало целой семьи. Сначала говорили о них, что пошли искать других мест, но шила в мешке не утаишь.

- Убежали за Сиваш, - сказал Стратон Марии и дернул рубаху на груди так, что она затрещала.

- Стратон, Стратон, - корила Мария, - почему ты раньше не послушал меня?

- Но еще не поздно, - горячо возразил Стратон. - Ты с грамотой, а я...

- А Мальва?

- Она уже не твоя.

- Если бы у тебя были дети, Стратон, ты так не говорил бы...

Очевидно, они не возвращались бы больше к этому разговору, но неожиданно к ним зашел пастух Ахмет. Взрослый, возмужавший, он совсем не был похож на татар, которые жили внизу, - красивый, с густыми черными усами, спустился с гор, гонимый неугасимой жаждой любви.

Опустив глаза, он промолвил:

- Ахмет знает, что все пропало, но забыть ее не может. Я пришел, чтобы подышать воздухом, которым дышала она...

Старики молчали, молчал и Ахмет, опустив голову.

- Ахмет сильный и смелый, - продолжал дальше пастух. - И если бы Мальва захотела - ведь не может она вечно любить хана, потому что ни одна пташка не любит своего хозяина, который держит ее в золотой клетке, - если бы она захотела, Ахмет украл бы ее. Ему знакомы все дороги в Крыму, он отвезет Мальву на своем коне к самому Хмелю, потому что Ахмет любит... Никакой платы за это он не требует - ни любви, ни ласки. Согласен быть ее слугой...

Стратон по-молодецки вскочил со скамьи, обнял Ахмета.

- Ты можешь это сделать, ты можешь?

- Ахмет все сделает.

- Мария, чего же ты молчишь, Мария?

Надежда осенила лицо матери, она оживилась, сказала:

- Я пойду, Стратон, к ней... Я завтра же пойду.

...Она стояла у ворот ханского дворца и не решалась постучать: белокурый воин откроет и снова спросит: <����Чего тебе надо, старуха?> - и тогда она крикнет: <����Ты сын мой!> - и уже не от иноземца, а от родного сына услышит оскорбление... А действительно ли он ее сын? Как узнать, у кого?

Заскрипели ворота, другой страж пропустил Марию. У нее замерло сердце: <����Где же Селим?>