Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

- Чего это от тебя понадобилось Леблану?

- Да так, пустое, - ответил Жак.

Только когда стемнело и каменщик Палуа, которого Постоянный комитет пригласил руководить работой по расчистке двора Бастилии, объявил, что пора расходиться, Жак сказал другу:

- Идем!

Но, к удивлению Шарля, направились они не домой.

По шумным, все еще не успокоившимся улицам друзья шли, почти не разговаривая. В ряду других двух- и трехэтажных строений стояло здание Сент-Антуанской мэрии.

Они вошли в мэрию, спросили гражданина Прево. Слово "гражданин" было еще внове. Оно впервые прозвучало на заседании Национального собрания 19 июня и так потрясло присутствовавших, что газета "Народный трибун" тут же отметила: "19 июня 1789 года мы получили из уст Национального собрания имя "граждане"! Да будет благословен месяц июнь!"

Шарль ничего не спрашивал и терпеливо ждал, пока Жак не объяснит ему, зачем они сюда пришли.

Гражданин Прево, старичок в черном сюртуке, с батистовым белым жабо и в седом парике, сидел за столом и разговаривал со стоявшей перед ним женщиной. Хотя Жаку она была видна со спины, он догадался, что женщина молодая.

Прево говорил глухим, старческим голосом:

- Жермини Леблюэ, вы занесены в число победителей, победительниц, - тут же поправился Прево, - Бастилии...

- Благодарю вас! - с чувством ответила женщина и обернулась.

Жак узнал в ней сестру Жерома, Жермини. Она тоже узнала Жака и улыбнулась.

- Рискуя жизнью, вы, Жермини, спасали раненых, вытаскивали их из-под обломков Бастилии. Об этом свидетельствуют двадцать граждан. Вот их подписи! - Прево ткнул пальцем в лежавшую перед ним бумагу, пестревшую фамилиями, написанными разными почерками. - Благодарное потомство не забудет вас!

- Право, я не заслужила такой чести... - конфузясь, говорила Жермини.

А Прево между тем взял из рук Жака листок, вытащил из огромного футляра очки, надел их и прочитал.

- Так! Так! Сколько же тебе лет, разрушитель Бастилии? улыбнувшись неожиданно доброй улыбкой, спросил он.

- Семнадцать!

- Что ж, это хорошо! В семнадцать лет ты показал себя храбрецом, не испугался пуль, бесстрашно дрался, да еще сделал то, чего не догадались сделать другие, постарше тебя.

Юноша слушал молча.

- Ты вполне заслужил, чтобы твое имя было записано среди имен первых завоевателей Бастилии. Так как же тебя зовут?

- Шарль Гошар! - произнес без запинки Жак.

Шарль оцепенел от неожиданности, а потом крикнул:

- Ты с ума... - но не успел докончить. Пальцы Жака так впились в его руку, что он чуть не взвыл от боли.

- Шарль Гошар, твое имя будет внесено в список, куда наряду с твоим будут записаны имена лучших из лучших! - многозначительно сказал старичок.

А стоявший рядом с Прево человек в адвокатской мантии добавил:

- Поздравляю тебя, Шарль Гошар!

Жак торжественно поклонился, как подобало в такую минуту, и потащил за собой упиравшегося Шарля.

- Что ты наделал! Что ты наделал! - жалобно сказал Шарль, когда они вышли на улицу. - Ведь это непоправимо!

А Жак между тем почувствовал себя так, словно у него с души упал наконец тяжелый камень. Неужели же он заколебался в какую-то минуту? Нет! Он твердо знает, что слава для него не так важна, как сознание, что он доволен собой, - ведь он сделал то, что должен был сделать.

- Ну вот и хорошо! Теперь у Виолетты не будет оснований раздумывать! - Жак рассмеялся и дружески хлопнул Шарля по плечу. Да чего ты сомневаешься? Разве мы не сражались вместе рука об руку? Разве ты хоть раз отступил? Просто мне повезло - я попал в число отмеченных счастливцев, а ты нет. Ведь нельзя же было в самом деле всех упомнить и всех наградить!

Шарль все еще не пришел в себя. Он круто остановился и спросил в упор:

- А Бабетта?

- Бабетта?! Бабетте нужно знать, что я не струсил перед пулями. Она поверит мне на слово, что я заслужил право называться Жаком Отважным. А ты... ты это подтвердишь, если понадобится, - добавил Жак и снова рассмеялся.

Были сумерки, когда Жак, взволнованный, радостный и немного смущенный, пришел домой. Какую из сестер он застанет дома?

Ему посчастливилось: Бабетта была одна.

Она стояла у комода в профиль к нему, разбирая стопку глаженого белья. В сумеречном освещении он увидел ее задумчиво склоненную голову, нежные черты лица, мягкие линии стройной фигуры.

- Это ты, Жак? - спросила она, сразу узнав его шаги, и повернула к нему лицо. Оно все светилось радостью.

Путаясь и перебивая сам себя, Жак рассказал ей, как пришел к тому, что должен отказаться от славы в пользу друга. И по мере того как он говорил, а Бабетта слушала, он понимал, что поступил так, как надо. Но ему хотелось услышать из уст Бабетты, что она его одобряет. И он спросил: