Игорь Фроянов - Россия. Погружение в бездну

«так случилось с оценкой пути, пройденного страной после Октября 1917 года. Пожалуй, ни одно из направлений гласности не имело столь сильного резонанса и не произвело такого психологического шока, как восстановление достоверной, а не мифологической, идеализированной и романтизированной истории советского периода, включающей, наряду с многими образцами народного героизма и бесспорными достижениями в социальном устройстве, чудовищный разгул бюрократии, массовые репрессии, тоталитарное подавление свободной мысли. Люди жадно набросились на публикации с разоблачением творившихся преступлений, накатилась вторая после XX съезда волна развенчания Сталина, полной мерой досталось Брежневу, а затем дошло до переоценки и самого Ленина, марксистской идеологии, принципов социализма»

Мы сильно ошибемся, если примем эти сетования Горбачева за «чистую монету». Его тогда беспокоили собственно не искажения советского прошлого, а реакция на них со стороны «правых», т. е. традиционалистов и ортодоксов, которых он опасался. Однажды Горбачев в разговоре с Черняевым заметил, что он порой «обрушивается» на «левых», поскольку

«они провоцируют правых, мобилизуют их своими криками и атаками на Ленина, Октябрь, социализм. Поднимают панику, не понимая, что мне, Горбачёву, дорога вправо и назад заказана. Я обречен идти вперед, и только вперед. И если отступлю, сам погибну и дело погибнет. Как же они могут думать, что я с Лигачевым?»

Есть еще одна существенная грань «гласности» — обсуждение и оценка межнациональных отношений в исторической России и СССР. Горбачёв с наигранной горестью вздыхает:

«Увы, в этих вопросах верх взяли предвзятость и нетерпимость, на них сделали политическую карьеру и рванулись к власти националисты, развернувшие атаку на саму идею Союза»

Итак, из признаний (вольных или невольных) генерального прораба «перестройки» следует, что «гласность», развернувшаяся в «перестроечный» период — это не просто свобода слова, дарованная прогрессивными правителями гражданам страны, а политика гласности, ведущая к пересмотру ленинского наследия, марксистской идеологии, к изменению общественного строя СССР и разрушению его территориального единства. Таков внутренний смысл горбачевской «гласности» ( К этому следует добавить еще одну деталь, подмеченную Р. Никсоном:

«Во внутренних делах Горбачев мастерски использовал гласность, чтобы изолировать своих политических противников и ослабить силу их власти»

Таковы цели, которые она преследовала. Их осуществление не могло состояться без усиленной обработки общественного сознания, без интенсивного, так сказать, «промывания мозгов». На это также была направлена политика гласности.

Историческая память — фундаментальная основа бытия народа. Чтобы заставить людей жить иначе, надо побудить их думать и мыслить по — другому. А для этого необходимо если не искоренить историческую память народа, то, уж во всяком случае, исказить её. Глашатаи «перестройки» прекрасно это сознавали и потому начали поход именно против русской истории.

Все замышлялось ради резонного, казалось бы, поиска исторической правды, скрываемой в годы правления коммунистов. Настораживало только то, что в этот поиск пустилась самая разношерстная публика: политики, поэты, писатели, публицисты, журналисты и прочие непрофессиональные «историки», не обремененные историческими познаниями. Несмотря на отсутствие специальной научной подготовки, они давали самые смелые оценки прошлому, далекому и близкому. Розыск «белых пятен» в отечественной истории, прежде всего в истории советского общества, стал едва ли не повальным увлечением. Газеты, журналы, радио, телевидение выявили такое количество этих «пятен», что от них зарябило в глазах и голова пошла кругом, а в обществе не сразу заметили, как отыскание «белых пятен» сменилось очернительством нашей истории. «Поборники» исторической «правды» вдруг обнаружили, что русский народ ленивый и консервативный, покорный и послушный властям, что историю России отличает «тысячелетняя парадигма рабства» (А. Н. Яковлев) и демократия у нас лишь только зарождается.

При этом никого не смущало, что отрицание демократических устоев в русской истории перечеркивает труд многих поколений отечественных и зарубежных историков, убедительно показавших наличие у нас в давние времена общинно — вечевых институтов, лежавших некогда в основе общественной жизни ( Цамутали А. Н. 1) Очерки демократического направления в русской историографии 60–70–х годов XIX в. Л.,1971; 2) Борьба течений в русской историографии во второй половине XIX века. Л.,1977; Шушарин В.П. Современная буржуазная историография Древней Руси. М, 1964.— Обоснованность такого рода представлений у нас не вызывает никаких сомнений (см.: Ф р о я н о в И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально — политической истории. Л., 1980; 2) Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб.,1992; 3) Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995) ). Как — то выпала из поля зрения толкователей истории России и приверженность русского народа к вековым общинным традициям, связь народной стихии с демократическим общинным началом, которое, по замечательному выражению Ю. Ф. Самарина, представляет собой