Виганд Вюстер - В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта

Страшный шум заставил нас укрыться. Затем на дорогу обрушился залп «Сталинских органов». Фургон исчез в облаке огня. Он был в самой его середине. «Прямое попадание», — сказал радист с состраданием в голосе, тоном, выдающим облегчение оттого, что пережил этот налет. Это напоминало принцип святого Флориана — «спаси мой дом, сожги другие». К нашему абсолютному удивлению, ничего не случилось. Люди, лошади и фургон остались целыми. Переводя дыхание, солдат выдавил шутку, чтобы скрыть страх: «Больше грязи и шума, чем оно того стоит».

Вюстер вошел в двухэтажный дом на пересечении Карской улицы и главной дороги из летной школы, чтобы осмотреть местность. Хотя здание снаружи не выглядело сильно пострадавшим, внутри картина другая: ударная волна от бомб и снарядов выбила стекла и двери, обрушила штукатурку потолка. Здесь Вюстер оборудовал наблюдательный пункт.

Я не мог полностью с ним согласиться. Продолжая двигаться вперед, мы постоянно попадали между разрывавшимися ракетами «Сталинских органов», одновременно покрывавших большую площадь. Они производили подавляющее действие. Без какого-то укрытия на дороге мы лежали среди разрывов, но с нами ничего не происходило. Поскольку заряд располагался на самом конце ракеты, осколки разлетались конусом вверх и не рассыпали осколков вокруг, как обычные артиллерийские снаряды с ударным взрывателем. Самыми опасными были рикошеты, отлетавшие в воздух перед разрывом.

Вид огня и дыма от снарядов «Сталинских органов» показывал, как они работали. Но и при этом их общее действие ужасало, хотя и было слабее, чем казалось на первый взгляд. Мы, собственно, к ним привыкли. (Согласно личному делу, оберст-лейтенант Бальтазар был ранен в затылок 13 сентября 1942 г. осколком снаряда, но остался в батальоне. Два дня спустя, 15 сентября, он был награжден знаком за ранение в серебре.)

С левой стороны дороги стоял довольно крепкий одноэтажный кирпичный дом, в котором мы нашли штаб батальона. В одной из комнат батальонный доктор с несколькими санитарами делал, что мог для помощи раненым. Все было довольно хаотично. Здание когда-то было баней со множеством душевых и ванных, у него была крепкая бетонная крыша, которая могла выдержать ракеты «Сталинских органов». Здесь мы могли чувствовать себя в безопасности. Было уже темно, и мы решили остаться.

Снаружи ярко горели деревянные дома, как в Польше в 39-м, оставляя после себя только кирпичные печи. Сараи рушились в пламени, а многоэтажные кирпичные дома полностью выгорали. Русские продолжали стрельбу всю ночь. «Швейные машинки» бросали маленькие бомбы, крупные самолеты — бомбы побольше. Огромные кратеры от бомб сделали дорогу непроходимой.

В то время никто не мог знать, что эта самая баня будет моим последним бункером в Сталинграде и что вокруг этого здания я буду последний раз сражаться за Адольфа Гитлера, человека, который предпочел принести в жертву целую армию, но не сдать город. С потерей Сталинграда мир, который я знал, рухнул. Я больше думал о мире, открывшемся мне после этого, и теперь я смотрю на него критическим взором. Я всегда был изрядным скептиком. Никогда не считал «суперменом» никого из тех, за кем приходилось безоговорочно следовать. Конечно, гораздо легче и проще идти с «духом времени», даже если это делается из оппортунизма.

Призрачным утром, освещенным пожарами, наш дух оставался бодрым. Под вечер полк Роске первым рывком дошел до Волги, прямо через центр города. Эта позиция держалась до последнего дня. Наши потери были сравнительно низкими.

Соседние дивизии не хотели оставаться на хвосте отступающих русских, превышая задачи дня. Дивизии к югу выдержали тяжелейшие бои до того, как смогли в конце концов выйти к Волге, в то время как дивизии, соседствующие с нами к северу, так и не вышли к реке, несмотря на все более яростные атаки. Для начала 71-я пехотная дивизия держала сравнительно узкий коридор, доходящий до Волги, при флангах, по большей части не защищенных. Т-34 ездили поперек улиц, и различные жилые здания еще занимали русские.

Рано утром мы последовали за связными, уже разведавшими среди развалин достаточно безопасные маршруты. Что самое важное, они знали, какие улицы были у русских под наблюдением. Эти улицы нужно было пробегать на одном дыхании, по одному. Это было для артиллеристов в новинку, но не так опасно, как мы сначала думали. Не давая русским времени увидеть, прицелиться и выстрелить в бегущего одиночку, солдат уже перебегал улицу и исчезал в безопасном месте.