Вольфганг Ферстер - Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944

Соответственно этому, области образования вообще и учебные материалы в частности должны будут в послевоенное время претерпеть кардинальные изменения. Они должны и дальше продумываться и взвешиваться, и необходимо приспособиться к их быстрому развитию. Но так формируется обучение основам военного ведения войны, которые становятся все многостороннее и сложнее, чем те, что преподавались в аудиториях военной академии 25 лет назад.

Если, с одной стороны, благодаря этому возросла прелесть занятий и интерес к ним со стороны настоящих солдат, то, с другой стороны, к преподавателям и ученикам предъявляются все более высокие требования. В основном достаточно отделить существенное от несущественного и среди огромного количества новых идей и мыслей сохранить способность выносить трезвое и точное суждение и здоровое воображение.

В этом отношении сегодняшние памятные дни являются указанием на то, что меняется только форма, а элементарные законы военного ведения войны во все времена неизменны, такими и останутся, завися лишь от физических и душевных сил и сил разума и от окружающей среды. Поэтому наряду с умозрительными развивающимися директивами и принципами для будущего военного ведения войны такие категории, в особенности решающее превосходство душевного фактора,нельзя обходить стороной, иначе появится опасность, что фюрер и данные ему помощники будут учитывать не реальное положение вещей, а такое, каким они хотят его видеть.

Для восприятия сущности войны и ее ведения — и не в последнюю очередь господствующего над ними всеми морального величия — военная история будет неиссякаемым источником, пока знания нельзя будет черпать из собственного опыта. Военная история, как часто повторял Шлифен, открывает нам, как все было, должно было быть и как все повторится. То, что история мировых войн может рассматриваться не только с точки зрения уменьшения взаимных вооруженных сил противников, но и с точки зрения народных ресурсов, как экономических, так и духовных, является для учителей и учеников молодого вермахта непременным условием для понимания сущности будущей войны. При этом вермахт всегда представляет собой лишь часть сил, в которых нуждается народ, когда в битве речь идет о жизни и смерти…»

Речь, произнесенная перед большим кругом высокопоставленных офицеров и другими руководящими персонами, произвела сенсацию и обратила внимание Гитлера (конечно, ненадолго) на руководителя Генерального штаба, который очень впечатляюще указывал на серьезность солдатской профессии, на ее высокие духовные и нравственные задачи, на сущность современного полководческого искусства и будущего ведения войны и настоятельно предостерегал оттого, чтобы видеть вещи какими мы хотим их увидеть, а не такими, какими они действительно являются. Но о сближении между Гитлером и Беком речь никогда не шла.

Однажды Бек рассказал одному своему другу, что Гитлер после этой его речи выразил желание, чтобы на одной из официальных встреч руководитель Генерального штаба сидел рядом с ним за столом. После короткой беседы Бек понял, что внутренний контакт между ними исключен. У них не выявилось ни одного общего интереса. И действительно, их характеры очень сильно различались, чтобы духовный контакт был возможен. С одной стороны, Бек — одухотворенный, воспитанный на незыблемых традициях прусского офицерского корпуса, который, по его собственным словам, «не выдвигал других требований, кроме как, глубоко уважая и по-настоящему восхищаясь великими наставниками, не отставать ни от одного из них». Он видел в этих людях не только «элиту военного руководства, но также личностей с сознанием ответственности и высоким моральным уровнем», для него «самая привлекательная черта этих великих прусских образцов для подражания наряду с их историческими успехами заключалась в их моральных качествах, в воспитании характера, в личной, основанной на глубокой нравственности манере держаться». Серьезный, основательный, самоотверженный человек, который при всей его готовности к действию и огромной работоспособности не хотел ничего другого, — говоря словами Бисмарка, — кроме как «наглядно продемонстрировать в истории свое честолюбие, способности войск и собственный дар руководить армией», который ненавидел, когда рациональные мотивы объединяли с иррациональными. С другой стороны, Гитлер — коварная личность без нравственных обязательств и моральных порывов, чьи неоспоримые умственные способности были направлены исключительно на службу необузданному тщеславию и жажде власти и который поэтому мог использовать солдатских помощников лишь как наемников. Откуда здесь взяться духовной общности и взаимодействию? Непреодолимая пропасть разделяла олицетворяемый Беком исторически обусловленный тип представителя «солдатчины» мольтке-шлифенского типа, как говорят, «военная косточка», и лишенный традиций, абсолютно ненемецкий, хвастливый полет мысли Гитлера.