Владимир Шевелев - Все могло быть иначе - альтернативы в истории России

Первыми поставили эти вопросы А. Амальрик и А. Сахаров. Амальрик в работе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969), используя социологическую аргументацию, доказывал, что внутренние ресурсы тоталитарного режима, несмотря на выборочные репрессии, близки к полному исчерпанию.

Сахаров в манифесте 1968 г. «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» высказал мысль о том, что для борьбы с целым рядом глобальных опасностей в ближайшем будущем жизненно необходимо сближение (или, как стали говорить в 1970-е гг., конвергенция) политических практик «коммунистических» и «капиталистических» режимов. В СССР для обеспечения возможности такого развития событий нужно в первую очередь «ограничить влияние неосталинистов на… политическую жизнь», отказаться от конфронтационной риторики по отношению к странам Запада и прекратить преследования инакомыслящих.

Пожалуй, самая значительная составляющая диссидентского движения — националистическое течение. Все диссидентские течения приобретали политическое значение только потому, что, не будучи изолированными, как могло бы показаться, они находили свое продолжение в скрытых убеждениях и в состоянии умов различных групп общества и даже самого власть имущего аппарата. Но оба течения, о которых говорилось выше, всегда оставались отражением взглядов небольших групп. По уже упомянутому подсчету, из диссидентов, составлявших приблизительно полмиллиона человек, почти все, за исключением двух-трех десятков тысяч, так или иначе входили в это третье течение.

Националистическое диссидентское течение важно не столько присутствовавшим в нем духом оппозиции коммунистическому руководству, сколько тем, что в русле этого течения националистические проблемы обсуждались открыто, в официальной среде. Прежде такого не случалось вовсе либо наблюдалось в незначительной мере даже там, где отмечалась повышенная чувствительность к трубным звукам национализма. В третьем диссидентском течении сливались воедино различные потоки традиций националистского толка — религиозный, славянофильский, культурный — либо просто антикоммунистической окраски. Но самую благодатную почву для национализма создал кризис официальной идеологии. В 1961 г. в хрущевской программе партии прозвучало обещание, что через 20 лет в СССР наступит коммунизм, будет создано общество благополучия и равенства, к которому рано или поздно придет и весь мир.

Как реакция на это обещание в 1970-е гг. появляется убеждение, что коммунизм не наступит никогда ни в СССР, ни в какой иной стране. Стороннему наблюдателю подобная декларация могла показаться наивной и вообще несущественной. Но совсем по-иному это ощущалось в стране, где десятки лет работали, сражались и страдали во имя этого будущего. Ощущалась необходимость заменить устаревшую идеологию новой, чтобы дальше идти вперед.

«Пророком» этого движения был Солженицын. Писатель не сразу открыто заявил о своих убеждениях. В своих автобиографических записках он отмечал, что эти убеждения им долго держались под спудом, чтобы лучше подготовиться к выполнению «миссии», которая, по его мнению, была ему предназначена. Первоначальная концепция Солженицына отличается от позднейшей. В 60-х гг. это давало основание самым разным людям считать, что даже Солженицын, несмотря на свои оппозиционные взгляды, остается неизменно в русле социалистической ориентации, пусть только в «этической», толстовской или религиозной ее плоскости, но все-таки в рамках советской культуры в самом широком понимании этого слова. Только позднее, в 70-х гг., когда писатель решился сделать достоянием общественности свои политические идеи, обнаружилось, что Солженицын — абсолютный и непримиримый противник всякой социалистической идеи и всего революционного и послереволюционного опыта своей страны.

Солженицын снискал славу не только своими политическими идеями и талантом писателя. Его популярности немало способствовал незаурядный темперамент борца, абсолютно убежденного в своей правоте, отличающегося даже некоторым привкусом нетерпимости и фанатизма, характерным для людей его склада. Этим он завоевал симпатии и среди тех, кто вовсе не разделял его образа мыслей. Более чем кто-либо другой, Солженицын придал диссидентству характер бескомпромиссной антикоммунистической борьбы. Этим он хотел отличаться от других диссидентских течений, даже тех, как было в случае с Сахаровым и братьями Медведевыми, которые немало помогали ему в борьбе с властями.