Ю. Листвинов - Лунный мираж над Потомаком

Но американское министерство обороны, на которое к 1957 году работало больше половины учёных Соединённых Штатов, стремилось прежде всего к решению непосредственно стоящих перед ним на данном отрезке времени задач и было мало расположено тратить средства на исследование вопросов типа «почему трава растёт зелёная», как презрительно именовались в Пентагоне всё выходящие за рамки узкого практицизма проблемы.

Появление советского спутника мало что изменило в отношении политических и военных руководителей Соединённых Штатов к нуждам народного образования, к нуждам науки вообще. Они оказались не в состоянии поверить, что «самой страшной» угрозой для них является не мнимая «коммунистическая угроза», а их собственная военно-прагматическая интерпретация мирового технического и научного прогресса. Как и раньше, их больше заботила проблема вооружения, чем проблема школы и науки. Когда в конгрессе один из членов палаты представителей внёс предложение об установлении 22 тыс. стипендий для подготовки научных работников, Дуайт Эйзенхауэр не поленился лично написать письмо, в котором он настаивал, чтобы это число было урезано до 10 тыс. В свою очередь конгресс провалил внесённый президентом законопроект о выделении в помощь строительству школьных зданий мизерной суммы в 300 млн. долл. Уже в следующем, 1958 году выпуск инженеров в Соединённых. Штатах, который и раньше не поднимался выше 37,3 % от выпуска инженеров в Советском Союзе, снизился ещё на 13 %. Не изменилось и соотношение 1:2 в пользу Советского Союза по числу ежегодно подготовляемых в стране научных работников.

Не недостаток средств, а недостаточность «наших научных и технических знаний», с горечью писала «Нью-Йорк таймс», мешают США идти в ногу с развитием космической техники в Советском Союзе.

Запуск первого советского спутника официальный Вашингтон встретил с «позиции спокойствия». Вопреки получившей широкое распространение легенде, эта позиция не имела ничего общего с якобы разделявшейся президентом наивной уверенностью в непоколебимом превосходстве американской ракетной техники. Как глава государства, он в отличие от большинства даже компетентных наблюдателей, продолжавших действительно питать подобные иллюзии, был осведомлён о данных радиолокационных наблюдений американской военной разведки, полностью подтверждавших соответствующие официальные сообщения о запусках межконтинентальных баллистических ракет в Советском Союзе.

Ссылка на то, что Эйзенхауэр открыто выражал сомнения в существовании таких ракет, едва ли меняет цело. Эйзенхауэр знал и боялся надвигавшейся на него опасности. Именно поэтому, искусно маневрируя, он стремился отдалить момент, когда наличие межконтинентальных ракет у Советского Союза нельзя будет больше сбрасывать со счетов в качестве сомнительного и непроверенного факта.

Характерно, что всего приблизительно за два с половиной месяца до появления советского спутника, 14 июля 1957 г., в «Нью-Йорк тайме» была опубликована явно инспирированная Белым домом заметка, в которой делалась попытка утвердить скептическое отношение к возможностям Советского Союза с точки зрения освоения им ракетной техники. «Согласно данным, которые считаются здесь авторитетными, — говорилось в ней, — Советский Союз значительно отстаёт от Соединённых Штатов в создании межконтинентальной баллистической ракеты… Кроме того, укрепилось мнение, что в своей работе по созданию такой ракеты русские находятся ещё на ранней ступени испытания двигателей… и на самой ранней стадии конструирования самой ракеты».

Попытки Эйзенхауэра сохранить спокойствие и после появления советского спутника свидетельствуют, таким образом, не о неосведомленности, а о наличии у него определённых соображений, в силу которых он считал, что подобная позиция будет отвечать его интересам и в новой, радикально изменившейся теперь обстановке.

Выходец из небогатой семьи, честолюбивый, нелегко сделавший свою феерическую под конец карьеру, Эйзенхауэр чрезвычайно ревниво относился к пришедшей к нему после многих лет безвестности славе. Он знал, что критика его как президента будет тем более жестокой и беспощадной, что до сих пор он был непревзойдённым военным авторитетом в глазах большинства своих сограждан.

Не меньшую тревогу вызывали и опасения, как скажется этот удар на позициях республиканской партии вообще. Если авторитет президента оказался бы подорванным, она практически также утратила бы последнюю возможность влиять на течение дел в конгрессе.