Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

Серьезные западные ученые избегают подобной категоричности. В особенности, такой авторитетный знаток международного права, как Д. Боуетт (Великобритания), давая характеристику миротворческим усилиям Лиги Наций, отметил: «Такой была система, сама по себе не работающая. После первого успеха в урегулировании греко-болгарского кризиса 1925 г., меньшего очевидного успеха в деле Чако 1928 г. Лига бессильно наблюдала за вторжением в Маньчжурию в 1931 г., итальянско-абиссинскою войною в 1934–1935 гг., немецким маршем в Рейнскую зону, в Австрию в 1938 г., в Чехословакию в 1939 г., советским вторжением в Финляндию и, наконец, — за немецким вторжением в Польшу в 1939 г.» [302] International Law. Cases and Materials. Second ed. / Louis Henkin, Richard C. Pugh, Oskar Schlachter, Hans Smith. — St Paul, Minnesota: West Publishing Co., 1987. P. 669 .

В этом, практически полном списке актов, есть советская агрессия против Финляндии, но отсутствует напоминание о «марше в Польшу» Красной армии в сентябре 1939 г. Случайно ли это?

Вначале вернемся к аргументам О. Овчаренко, тем более, что их в полной мере разделяет и современная польская научная школа.

В частности, в польской науке принято считать, что:

«Советские войска, вторгнувшись в Польшу и присоединив польские восточные территории к своему государству, не только грубо нарушили подписанный двумя сторонами Рижский трактат — признанный государствами — членами альянса решением конференции послов 15.03.1923 г., во исполнение п. 87 Версальского трактата, но также четыре других добровольных обязательств:

— пакт о ненападении между Польшей и СССР, подписанный 25.07.1932 г., а в день 5.05.1934 г. продолженный до 31.12.1945 г.;

— обязательства по предотвращению войны в польско-советских отношениях от 1929 г.;

— конвенцию, определяющую агрессора от 24.05.1933 г.;

— конвенцию о (правовом) определении нападения, подписанную 3.07.1933 г. в Лондоне, в которой в п. 2 четко даны определения государства как агрессора.

Советский Союз, перекраивая силой оружия, западные границы Польши без объявления войны, грубо нарушил Постановления III Гаагской конвенции 1907 г., касающейся процедуры начала войны. Вторжение советской армии на территорию Польши, с которой Советский Союз поддерживал нормальные дипломатические отношения, указывало также на грубые нарушения международных обязательств Парижского пакта 1928 г. (…) Из этого исходит то, что вторжение на территорию Польши советской армии было нарушением международного права и взаимно подписанного пакта о ненападении от 1932 г., продолженного до 1945 г., также и других обязательств и конвенций, подписанных представителями двух государств» [303] Eberhardt P. Polska granica wshodnia 1939–1945. Warszawa, (s. a): Editions spotkania. S. 13 .

Аргументы польской стороны да и добровольных украинских помощников являются не безупречными, а во многих случаях — тенденциозными. Например, упоминание о конвенции от 24 мая 1939 г., как действующего документа международного права в 1939 г., совершенно не обосновано. Как известно, после долгих дебатов (15 марта — 23 мая 1933 г.) Комитет по безопасности европейской конференции по вопросу разоружения принял проект Акта об определении нападающей стороны и текст Европейского договора о взаимной помощи. Но он должен был составить лишь приложения к конвенции о сокращении и ограничении вооружения, а последние так никогда и не были подписаны [304] Чубарьян А. О., Белоусова 3. С. и др. Европа XX века: проблемы мира и безопасности. М.: Международные отношения, 1985. С. 60 . Со времени Рима правовой аксиомой определяется тот факт, что в случае недействительности основного договора, не вступает в силу и акцессорный.

Исполнения правительствами заинтересованных стран (включая, конечно, и СССР) условий этого «акцессорного» договора было актом доброй воли, отказаться от которого позволяли соображения неподписания ведущими европейскими странами международных конвенций о разоружении на протяжении длительного периода.

Соглашаясь с проектом акта об определении нападающей стороны, Советский Союз делал это с целью подтолкнуть всех партнеров по переговорам к активным действиям. Но с 1933 г. ситуация коренным образом изменилась — практика международных отношений и международное право в 1935, 1936, 1937, 1938 гг., и, наконец, в первой половине 1939 г. никак не благоприятствовали и тем более не применяли указанный Акт и разработанные этим документом стандарты.

Фактически указанный акт об определении нападающей стороны в силу отсутствия его правового закрепления в Конвенции о сокращении и ограничении вооружения, а также вследствие неприменения в поточной практике международной жизни имел для Союза ССР ту же международно-правовую силу, что и односторонняя декларация. В свою очередь польский знаток международного права Т. Ясудович указывает, что в международном праве «известны случаи использования нормы rebus sic stantibus (о ней далее. — Примеч. авт.) для освобождения от обязательств, которые вытекают из односторонних деклараций. Необходимо обратить внимание на то, что в этих случаях односторонние декларации были связаны с общими международными условиями или в них зарождались» [305] Jasudowicz Т. Wplyw zmiany okolicznosci па obowiazywanie umow miedzynarodowych. Norma rebus sic stantibus. Torun: Uniwersytet Mikolaja Kopernika, 1977. S. 114 . По всей вероятности, это тот самый случай.