Юзеф Чельгрен - Приключения в шхерах

В другой раз у него произошло весьма неприятное столкновение с единственным на острове козлом. У козла был вполне добродушный вид, и Дундертак решил, что ничего не случится, если он дернет козла за смешную бородку клинышком.

— Здорово, образина! — обратился Дундертак к козлу.

Ах, как не к месту это было сказано! И зачем только он это сделал!

Козел нагнул голову, уперся покрепче копытами, и — бац! Дундертак полетел кувырком. Боже, что тут было! Крик, слезы и, наконец, паническое отступление. Отступил, конечно, не козел… Сверкая зелеными глазами, «образина» недовольно тряс головой. Он был весьма оскорблен бесцеремонностью человеческого детеныша. Крепкие ноги вбуравились в землю — попробуй опрокинь! Сам, мол, живо опрокину всякого, кто посмеет еще посягнуть на мое достоинство честного козла!

Так Дундертак учился вежливому обращению с животными — со всеми животными, независимо от того, дикие они или домашние, большие или маленькие. Хочешь по-настоящему дружить с ними — веди себя уважительно. Иначе рискуешь заработать пинки и царапины.

Дундертак испытал это на собственной шкуре. Как он перепугался, когда на него напала сова, защищавшая своего совенка! Никогда в жизни ему не было так страшно. А как болело у него все тело после встречи с козлом! Он долго еще ходил, страдальчески охая и прихрамывая.

Но с каждым разом Дундертак набирался ума-разума и, наконец, набрался вполне достаточно, для того чтобы больше не бояться животных — ни больших, ни маленьких. Он стал им настоящим другом.

Вдалеке от других стояла на острове маленькая, одинокая хижина, в которой жил старик, по прозвищу Серебряный. У старика была большая белая борода, спускавшаяся по самую грудь. Борода была как будто сделана из серебра.

По утрам, чуть только солнышко вылезет из моря, Серебряный выходил на порог хижины. Он выходил босиком, но зато на нем всегда была роба, на которой поблескивали рыбьи чешуйки. Старик частенько промышлял в море, а одежда его стиралась не так уж часто — собственно говоря, только в тех случаях, когда он, вытаскивая сети, нечаянно оступался и оказывался в воде.

Выйдя на крыльцо, старик поворачивался лицом к восходящему солнцу и, прищурившись, смотрел куда-то вверх. Затем тихонько свистел. Тотчас же с ближайшего дерева слетал какой-нибудь зяблик и садился Серебряному на пальцы. Серебряный снова свистел. И к нему слетались один за другим зяблики, синицы, горихвостки, пищухи и щеглы — все бесчисленные маленькие птахи, так оживляющие своим щебетанием рощицы и леса шведских шхер. Все они обязательно хотели пристроиться к старику, садились на пальцы, на руки, на плечи и даже на седую голову. Те же, кому не хватало местечка, летали вокруг трепеща крылышками и стараясь держаться как можно ближе. Голубые стариковские глаза весело поблескивали. Рот растягивался в радостную улыбку. Любовь была взаимной.

В то утро, когда Дундертак впервые увидел Серебряного, солнце над морем взошло большое и красное. Была весна. Цвели груши. Серебряный стоял босыми ногами на пригретом солнышком деревянном крылечке, и со всех сторон к нему слетались птицы. Они садились ему на руки, на плечи и, пытаясь удержаться, взмахивали крылышками и топорщили перышки на груди. Им было хорошо. Серебряный посвистывал. Птахи пели. Солнце сияло. Белобородый старик похож был на старый, засохший пень, вдруг оживший и расцветший под трепетанием птичьих крыльев.

Крошечная каменка уцепилась за его длинную бороду. На голове сидела малиновка. Береговые ласточки, сложив над хвостом крылья, маленькими черными стрелами носились вокруг, разрезая со свистом воздух.

Глядя на все эти чудеса, местные жители только диву давались.

— Не иначе как колдовством занимается, — говорили они. В тех глухих местах в колдовство верили непоколебимо.

— Конечно! — соглашались другие. — Не то откуда у него такая власть над пичугами?

Нет, Серебряный не занимался колдовством. Просто он обладал той неизъяснимой добротой сердца, которая превосходит понимание обычного человека. И птицы это прекрасно чувствовали.

Дундертак и прежде много слышал о чудесном искусстве Серебряного. Теперь он сам попробовал так же свистеть и выводить трели, подманивая птиц. Но, как он ни старался, у него ничего не выходило. Ни разу не случилось, чтобы какой-нибудь зяблик, щегол или малиновка подлетели и сели к нему на пальцы, сколько он их ни растопыривал. Со стороны Дундертак в такие моменты выглядел очень глупо, что, впрочем, бывало с ним довольно часто.