Рафаэло Джованьоли - Спартак

Рука моя дрожит, покрывая письмо этими строчками, рыдания душат меня, и горячие слезы, текущие из моих глаз на папирус, во многих местах вытравят написанное мною.

О Спартак, Спартак, пожалей свою дочь, пожалей меня, слабую я несчастную женщину, которая умрет от отчаяния, от печали, если ты умрешь...

О Спартак, пожалей меня, так сильно тебя любящую, боготворящую я почитающую тебя больше, чем могут быть почитаемы и боготворимы всевышние боги! О Спартак, пожалей меня...

Валерия"

Читая письмо, Спартак плакал. Слезы, ручьями струившиеся по его лицу, падали на папирус и сливались со слезами, которые пролила Валерия. Кончив читать, он поднес письмо к губам и стал покрывать его бессчетными поцелуями. Затем руки его опустились, и сжав их, он долго стоял, опустив в землю глаза, полные слез, погруженный в нежные и грустные думы.

Кто знает, где в это время были его мысли?.. Кто знает, какие нежные призраки стояли перед его глазами?... Кто знает, каким милым видением в этот момент он упивался?..

Внезапно придя в себя, он вытер глаза, снова поцеловал папирус и, сложив его, спрятал на груди; затем, надев панцирь и шлем, опоясавшись мечом и взяв щит, позвал контуберналия и приказал приготовить себе коня и отряд кавалерии.

Четверть часа спустя, переговорив предварительно с Граником, он выехал галопом из лагеря во главе трехсот кавалеристов.

Через несколько минут после отъезда Спартака вернулась в его палатку Мирца в сопровождении Арторикса.

Юноша умолял и заклинал девушку открыть ему причину, мешающую ей стать его женой.

- Но я не могу, я не могу больше жить так! Поверь мне, Мирца, - сказал галл, - что в этой любви, в этой страсти нет больше ничего человеческого: она стала огромной, стала властительницей всех моих чувств, госпожой моей души. Если я узнаю, кто оспаривает тебя у меня, кто запрещает тебе быть со мной, может быть.., кто знает?., придется мне убедиться в этой непреодолимой необходимости, и я соглашусь признать эту невозможность и покорюсь неумолимости моей судьбы. Но зная, что я любим тобою я не могу добровольно отказаться от блаженства, покориться и молчать.

Бедная Мирца, потрясенная его словами, была охвачена чувством невыразимой печали.

- Арторикс, - сказала она голосом, сдавленным рыданиями, - Арторикс, я умоляю тебя именем твоих богов, я тебя заклинаю твоей любовью к Спартаку, не настаивай больше, не требуй от меня ничего! Если бы ты понимал муки, которые причиняешь мне, если бы ты мог видеть страдания, которые вызываешь во мне, поверь, Арторикс, ты бы не спрашивал больше.

- Ну, так выслушай меня, Мирца, - сказал галл, потеряв от страсти самообладание. - Я не в силах жить долее в атом состоянии безнадежности. Если ты мне не откроешь эту тайну, я готов умереть, так как не могу, не в силах терпеть такую страшную пытку! И пусть поразит в этот момент Спартака своими молниями всемогущая Тарана, если я не убью себя здесь, на твоих глазах!

Арторикс выхватил из-за пояса кинжал и поднял клинок, готовясь поразить себя в сердце.

- Ах, нет... Ради всевышних богов! - воскликнула Мирца, с мольбой протягивая руки к Арториксу. - Нет!., не убивай себя!.. Пуст" лучше я опозорю себя.., перед тобой.., пусть лучше я.., потеряю твое уважение, чем увижу тебя мертвым... Арторикс.., я не могу быть твоей, потому что я не достойна тебя...

Она разразилась слезами и, закрывая лицо руками, продолжала, прерывая слова рыданиями:

- Рабыня.., под кнутом хозяина.., сводника.., под пыткой раскаленными розгами я стала продажной женщиной.

Она остановилась на мгновение, потом едва слышным голосом прибавила.

- Я была.., куртизанкой!

И снова разразилась горьким плачем, наклонив голову и закрыл руками лицо.

Глаза Арторикса засверкали неудержимым гневом. Подняв к небу руку, вооруженную кинжалом, он крикнул громовым голосом:

- О, да будут прокляты эти бесчестные торговцы человеческим телом! Да будет, проклято рабство!

Да будет проклята людская жестокость!

Потом, бросившись к ногам Мирцы, схватил ее руки и покрывая их поцелуями, он с искренним выражением любви воскликнул;

- О, не плачь.., моя любимая.., не плачь! Что же? Разве ты менее чиста из-за этого? Менее прекрасна в моих глазах, невинная жертва варварства римлян? Они могли совершить насилие над твоим телом, они не могли осквернить чистоты твоей души!

- О, дай, дай мне спрятаться от себя самой! - сказала девушка, отнимая руки и снова закрывая ими лицо. - Дай мне уйти от своего взора, который я не могу больше выносить... - и, быстро отойдя в глубь палатки, она бессильно упала на руки Цетул.