И вообще — нечего целую армию бросать в мясорубку ради спасения Польши, которой СССР ровно ничем не был обязан. В России людей мало, а лишних нет вообще. Россия пережила русско-японскую, Первую мировую, Гражданскую войну, сталинские лихие реформы и не менее лихие чистки, и хотя народу еще осталось, не следует думать, что там, посреди Сибири, у русских стоит дупликатор, из которого каждые пять секунд выпрыгивает новый русский, уже с берданкой и в буденовке.
Партизанская война в Польше — вещь еще более комичная. Так и вижу, как бородатые мужики на границе объясняют польским пограничникам, что они советские партизаны, мечтающие попартизанить в Польше. Но — это лирика. Важно, что в итоге Сталину предлагают:
* отказаться от возвращения потерянных белорусских, украинских, да и польских земель.
* обострить отношения с новым соседом — Германией.
* дать последней повод трубить в геббельсовские трубы на весь «свободный мир» о страшных происках Коминтерна в Польше и близкой красной агрессии, от которой последнюю спасла лишь своевременная помощь Рейха.
И вот что еще применительно к предлагаемой Суворовым оборонительной стратегии хочется сказать. Шарль де Голль в своих мемуарах вспоминает о том, что уже после нападения Германии на Польшу, во Франции, официально ведущей с Германией войну, были весьма сильны слои, согласные с рецептами обороны, раздаваемыми нашим доблестным Виктором.
В самом деле, — Франция как по писаному исполняла все суворовские предписания. Прямо взяла его книгу «Что нужно делать, чтобы выиграть в оборонной войне, и, не дай Бог, не прослыть „агрессором“» и по пунктам все исполнила. Итак, посмотрите:
Во-первых, Франция не имела ни крупных танковых соединений, ни быстроходных, мобильных, по-вашему «агрессивных» танков (не то что на колесах, а хотя бы на гусеницах). По Суворову это — дар небес: всем видно, что Франция не агрессор. По де Голлю — худшее проклятье его родины. В своих довоенных книгах он лихорадочно пытался достучаться до широкой общественности, генерального штаба, парламента, правительства, хоть до кого-нибудь, объясняя, что, лишив себя крупных маневренных танковых соединений, Франция уподобила себя воину, который заковал себя в броню, а меч выбросил. Между тем как имеющий меч всегда найдет щель в латах врага. На его стороне всегда будет инициатива. А бронированной, но безоружной кукле остается лишь лежать, как черепахе, и покорно ждать, когда клинок врага найдет, наконец, слабое место. Де Голль это знал. Суворов упорно делает вид, что не знает.
Во-вторых, Франция в межвоенный период тратила львиную долю своего военного бюджета на строительство «линии Мажино». Была воздвигнута настоящая китайская стена. При строительстве ее были использованы все фортификационные новации, придуманные тогда во Франции и мире. «Линия Мажино» стала легендарной еще до войны. Она стала таким же национальным символом Франции как Эйфелева башня — символом Парижа. Само слово стало нарицательным. Но почему же Гитлер не побоялся напасть на страну, защищенную по последнему слову Суворова? Филипп Баррес, сын известного писателя Морриса Барреса, вспоминает свой разговор с Риббентропом в 1934 году:
«Что касается „линии Мажино“, — откровенничал Риббентроп, — то мы прорвем ее с помощью танков… Наш специалист генерал Гудериан поддерживает это. Я знаю, что такого же мнения придерживается ваш лучший технический специалист».
«А кто наш лучший специалист?» — хлопал ушами Баррес.
«Голль. Полковник де Голль», [357]— назидательно ответил Риббентроп, прекрасно понимая, что лучший французский специалист так и останется полковником до самой войны.
Пришла война, и весь мир смог оценить, чего стоят прекрасно оснащенные линии без поддержки крупных танковых соединений. Немцы поступили элементарно, — даже не став связываться с линией, прошли через соседнюю Голландию — в ней-то линию не построишь. А потом через Арденнские горы — седовласые корифеи во французском генштабе, считая, что в мире вместо танков есть только такие же, как у них, тихоходные тянитолкаи, решили не строить там укреплений, поскольку по горам «правильные» танки не ездиют. А потом, под конец, немцы и саму «линию Мажино» прорвали. Таким образом, враги оказались за линией, а французам, потратившим « почти весь свой оборонный бюджет на чисто оборонительные нужды », противопоставить было нечего: воевали-то они в обороне, а танки-то нужны быстрые, «агрессивные», и много. Немцы жалят своими танковыми клиньями французский фронт, как осы, а французские танки поспевают туда, когда уже нужно драпать. Тогда-то и вспомнили седовласые генштабисты о де Голле и с трудом выбитый им проект легкой бригады тоже оценили. Да поздно. Немцы уже по Парижу гуляли.
Читать дальше