Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

Говоря о студенческой молодежи, сразу оговорюсь, что оставляю за пределами исследования политическое вольномыслие и протестное движение, имеющее хорошую историографическую традицию. Обратим внимание на внешние проявления студенческого быта, нарушающие существовавшие в обществе нормы и зафиксированные агентами политической полиции. Довольно часто в сведениях полиции упоминался неопрятный внешний вид молодых людей. Шокирующий облик для студентов был своеобразным маркером свободомыслия, неприятия ценностей традиционного общества.

В одном из агентурных донесений (1858) со ссылкой на инспектора университета сообщалось, что тот уже махнул рукой на все, пребывая в отчаянии от поведения студентов, которые «не только […] продолжают носить, что хотят: цветные галстуки и шарфы и белые выпускные воротники, но многие стали даже отращивать усы». «Все это приписывают вкоренившейся в них […] трактирной жизни, отчуждающей их более и более от семейных домов» [153] Там же. Л. 136. , — заключал информатор.

В апреле 1861 г. внимание полиции привлек гулявший на Адмиралтейском бульваре студент: «Один молодой человек в студенческой шинели, под которой у него было надето: ситцевая полосатая рабочая блуза, большие сапоги, в которых засунуты были брюки, и конфедератка. Костюм этот обратил на него всеобщее внимание. Многие прохожие, указывая на него пальцем, замечали: напрасно правительство допускает показываться на публичных гуляниях лицам, одетым в таком революционном костюме» [154] Там же. Д. 3235. Л. 112 об. . В отказе от строгой форменной одежды полиции виделся крах устоев.

Петербургский агент докладывал помощнику старшего чиновника Третьего отделения Ф. И. Проскурякову (25 августа 1861 г.) о встреченных им студентах «в каких-то странных, фантастических одеждах». Символом их корпоративной принадлежности была только фуражка с голубым околышем. Он писал: «Маскарадный их костюм состоит из какого-то длинного полувоенного или полустатского плаща или пальто, темного цвета, и не говоря уже о безобразно отпущенных некоторыми из них усах и бородах, в особенности обращают на себя внимание необыкновенно длинно отпущенные ими сзади волосы, висящие по плечам и почти до половины спины» [155] Там же. Д. 3237. Л. 46. .

Это были предшественники так называемых нигилистов, вызывающий внешний облик которых дополнял протестную мировоззренческую позицию.

Осенью 1861 г. полицейские сводки полны сообщений о волнениях студентов Санкт-Петербургского университета.

Но не вся молодежь была увлечена борьбой за студенческие вольности. «Сегодня, по случаю маскарада в немецком клубе, туда ожидают многих студентов и опасаются шкандала» [156] Там же. Д. 3238. Л. 8 об. , — сообщал полицейский агент 7 октября 1861 г. Другой — приводил слова извозчика, который считал, что хуже студентов только черкесы: «Те тотчас драться лезут» [157] Там же. Д. 3234. Л. 75. . Вообще, появление компаний студентов на увеселительных мероприятиях было признаком надвигающегося скандала. Так, обратили на себя внимание и воспитанники Технологического института, в состав которых влились исключенные после студенческих волнений 1861 г. студенты университета: «Они избрали местом своих попоек и сходок трактир Баранова „Старый Царицын“ против самого института. Даже тамошний местный надзиратель жалуется, что с ними ничего не может поделать. Говорят, коноводы попоек [курсив мой. — О. А. ] технологических воспитанников суть два брата Лебедевы, из коих один был ранен прикладом ружья во время бывших в 1861 году студенческих беспорядков» [158] Там же. Л. 6. .

Естественно, особое внимание полиции вызывали политические мотивы, звучавшие на пирушках. В этом контексте обращалось внимание на «недавно открытый кофейный дом [Изюмова], которому очень многие присвоили название Русской таверны» [159] Там же. Д. 2996. Л. 1. . Публика там собиралась разнородная — «студенты, оборванные чиновники, богатые купцы, извощики и публичные женщины», и отдыхала привычно: «Весь этот сброд обычных посетителей кофейной пляшет и поет под звуки игры шарманщика» [160] Там же. . Но не всё, по словам агента, в поведении «обычных посетителей» было традиционно: «Не говоря уже о песнях разврата, которые там поются, в воскресенье несколько студентов, сидя в главной зале, запели, нисколько ни стесняясь, революционные песни […], а один из аудиторов Военного министерства продекламировал стихи: „Долго нас помещики душили“. Ко всему этому надобно еще прибавить происходящие в кофейной драки» [161] Там же. Л. 1 об. .