Сергей Капков - Короли комедии - Гликерия Богданова-Чеснокова

Юрий прожил у Гликерии Васильевны четыре года. Надо было возвращаться в Москву, где его ждала работа, нереализованные проекты. К тому же Елена Сергеевна провела с ним воспитательную беседу: "Бабка слишком к тебе привязалась. Нельзя ее волновать в таком возрасте..."

Чуть ли не каждый день Юрий получал письма из Ленинграда. Гликерия Васильевна писала на салфетках, фантиках, обрывках газет - на всем, что попадалось под руку, когда ее начинали переполнять чувства и хотелось закричать, как ей одиноко и тоскливо без него. А когда Юрий приезжал, она расцветала: делала прическу, а в глазах появлялись озорные огоньки. "Гликерия Васильевна, в чем дело? У вас роман? Расскажите!" - начинали приставать молодые актрисы в гримерке. Гликерия Васильевна загадочно улыбалась и отшучивалась. Никто ничего так и не узнал.

Иногда им удавалось отдохнуть вместе, и один такой отдых запомнился Юрию Борисовичу в мельчайших деталях навсегда.

Это было на базе отдыха космонавтов "Солнечная поляна" под Звенигородом, где Гликерия Васильевна жила в перерывах между съемками в картине "Финист - Ясный сокол". Гостиница представляла собой девятиэтажную башню с громадным рестораном, кинозалом, спортзалом, танцзалом, библиотекой, зимним садом и бассейном. Номера - настоящие квартиры. В ресторане Богданова-Чеснокова оказалась за одним столиком с семьей всесоюзно известного космонавта, чей сын вел себя как поросенок. Мальчик постоянно что-то разбрызгивал, проливал и крошил. И на глазах актрисы уронил на пол кусок хлеба. Гликерия Васильевна изменилась в лице: "Ваш ребенок уронил хлеб". В ответ услышала: "Не беспокойтесь, ничего страшного". Тогда актриса встала из-за стола, наклонилась, подняла упавший кусок и поинтересовалась: "Вы не будете его есть? Можно я его возьму?" - и на улице покрошила хлеб птицам.

На следующий вечер в санаторий привезли новый фильм Леонида Быкова "В бой идут одни старики". Богданова-Чеснокова должна была в нем сниматься, играть возлюбленную старого механика Макарыча (артист Алексей Смирнов), но вновь оказалась в больнице. В картину вошел эпизод, когда "поющая эскадрилья" устраивает вечер отдыха в деревенской хате, где один из летчиков предлагает старенькой хозяйке станцевать. Это все, что осталось от замысла Быкова ввести в сюжет еще одну женскую роль, без Богдановой-Чесноковой он не видел в ней смысла.

Так вот, когда картину привезли в дом отдыха космонавтов, к Гликерии Васильевне обратились с просьбой выступить перед сеансом. Актриса была знакома и с Быковым, и со Смирновым, любила их обоих, поэтому и согласилась. Но, выйдя вечером к зрителям, она не стала рассказывать о кино. Она говорила о блокадном хлебе, о цене хлеба, как маленький кусочек мог спасти жизнь, рассказала, как погибла ее семья и как умирали тысячи ленинградцев. И речь ее не была лекцией. Гликерия Васильевна говорила от души, как человек, переживший все это. Она вспомнила знаменитый блокадный спектакль "Раскинулось море широко" Всеволода Вишневского на музыку Климентия Минца, во время которого голодные актеры умирали за кулисами, и даже спела куплеты из этой ленинградской постановки.

А наутро Гликерию Васильевну ждал сюрприз. Когда она вошла в ресторан, все отдыхающие молча встали. Вроде как дошло...

Но актриса не знала, куда ей деваться в сложившейся обстановке. Она ни в коем случае не хотела, чтобы ее слова восприняли как укор. "Сюда я больше не приду", - шепнула она Юрию, и тот снял комнату у администратора гостиницы в поселке для техперсонала.

Гликерия Богданова-Чеснокова не хотела стареть, ее раздражал возраст. В театре музкомедии были две женские гримерки на четырех человек - народных и заслуженных, и одна огромная - для молодежи. Богданова-Чеснокова категорично заявила: "Буду сидеть только с девчонками. Мне с ними удобно, они с юмором. И вообще, я молодая, красивая женщина! Не понимаю, почему мне в трамвае старухи место уступают?!"

Когда она выходила на дорогу и выбрасывала вперед руку, моментально около нее останавливались сразу несколько машин. Одна такая поездка закончилась забавным приключением. Гликерия Васильевна отправилась в театр в сопровождении Юрия и "поймала" правительственную "Чайку". Водитель всю дорогу рассыпался в комплиментах и неожиданно остановился около кулинарии на площади Искусств, в нескольких метрах от Театра музкомедии. Извинившись, он скрылся за дверьми магазина, а Гликерия Васильевна вдруг спросила внука: "Юрочка, а ты умеешь водить? Нет? Ну, это же очень просто!" Она перебралась на водительское место, включила зажигание, нажала на газ, и машина медленно тронулась. Юрий сидел ни жив, ни мертв, а Гликерия Васильевна радостно воскликнула: "Вон наши!" У входа в театр стояли несколько артистов во главе с самим Янетом. "Чайка" затормозила прямо у них перед носом. Богданова-Чеснокова лихо выскочила и сообщила ошалевшим коллегам: "Вот, Юра мне машину купил!"