Кое-как кормились.
Герард целыми днями сидел, согнувшись, у тусклого окошка, вырезал из дерева ложки. Юлиан ходил с ложками на торговую площадь, приносил немного проса. Младшие братья Иоанн и Яков, закутанные в тряпье, собирали на улицах навоз для очага. За топливо Никифор иногда тоже давал чашку проса или бараньи потроха. А впереди были длинные месяцы зимы. Как жить?
Монахи оголодались до того, что Юлиан решил продать Иоанна и Якова сарацинским купцам. Герард одобрил это намерение, присовокупив, что жертва младших братьев будет угодна богу, ибо приносится ради святого дела, а страдания Иоанна и Якова в земной жизни обернутся вечным блаженством на небе...
Однако сделка не состоялась, несмотря на все старания Юлиана и весьма недорогую цену, которую он просил за младших братьев. Сарацинские купцы ждали весны, когда снова может разгореться война и рабы станут совсем дешевыми. К тому же Иоанн и Яков ослабли от голода и едва держались на ногах. Они не умели ни пахать землю, ни ухаживать за скотом, а иное здесь не ценилось. Кому такие нужны? Неудивительно, что покупателей не нашлось.
Тогда по праву старшего Юлиан велел Иоанну и Якову возвращаться обратно в Венгрию. Младшие братья смиренно склонили головы, прошептали бескровными губами: "Да будет на все воля божья..." Постояли у порога, будто надеялись, что Юлиан передумает, оставит хотя бы на один день у желанного очага, в котором весело потрескивал огонь и, не дождавшись сочувственного слова, тихо вышли, дрожащие и бесплотные, как тени.
Больше Юлиан о них ничего не слышал.
Двоим прокормиться было легче, чем четверым, к тому же Герард достиг в своем ремесле немалого искусства и вырезанные им деревянные ложки расходились на торгу бойко. В иные удачные дни монахам даже удавалось отложить кое-что из пищи про запас. Небольшие хлебцы, испеченные в золе, они сушили и складывали в деревянный короб. Если в какой-нибудь день не удавалось добыть пищи, монахи голодали, но хлебцы не трогали. В этих хлебцах заключалась надежда на продолжение пути.
Юлиан и Герард считали дни до весны, вспоминали благодатную венгерскую землю, уютные кельи доминиканского монастыря, вкусную еду в братской трапезной. Какой щедрой была тогда жизнь и каким жалким казалось нынешнее полуголодное существование!
Прислушиваясь к вою ветра, монахи перебрасывались незначительными словами, а больше молчали, думали каждый о своем. О чем думал его последний спутник, Юлиан не знал, да и собственные мысли навряд ли смог бы потом припомнить - туманными они были, непонятными. Одно неотступно занимало голову: "Дойти до Великой Венгрии... Только бы дойти..."
Глава 6
СТЕПЬ
Весна в степях проходит скоротечно, с обилием ясных солнечных дней. В середине марта снег везде сошел, только в низинах еще белели сугробы, из-под которых струилась мутная вода. С первым же попутным караваном Юлиан и Герард покинули опостылевший Торчикан.
Караванщики взяли с собой монахов неохотно, смотрели на них презрительно, как на прах земной. Ни товаров у них не было, ни лошадей, ни серебра, чтобы заплатить за место в повозке. Одним не обделены были Юлиан и Герард - смирением, готовностью услужить. Только за это и не прогнали их караванщики, позволили идти рядом с телегами, а иногда даже кормили вареной бараниной, если в котле после общей трапезы оставался лишний кусок.
Своей провизии у монахов было совсем мало, двадцать два хлебца, таких маленьких, что их можно было бы съесть за пять дней, а путь предстоял долгий. Хорошо хоть воды в степи по весеннему времени оказалось в изобилии!
Герард совсем обессилел, едва плелся, держась рукой за телегу, а ночами стонал, скрипел от боли зубами, просил Юлиана бросить его как бесполезную обузу. Юлиан сам видел, что пользы от Герарда мало, но остаться совсем одиноким в чужой стране боялся. Он поил Герарда горячим настоем из трав, успокаивал: "Вместе страдали в пути, вместе обрящем спасение. Недолго осталось идти. Впереди обильные земли..."
Беда никогда не ходит в одиночку. Как-то вечером, пересчитывая оставшиеся хлебцы, Юлиан нечаянно выронил из сумы королевскую грамоту. В неверном отсвете костра блеснула большая позолоченная печать. За спиной зашуршала трава. Юлиан испуганно оглянулся: в темноту упячивался безбородый караванщик, изводивший монахов насмешками. Недобрый человек! Недобрый! Юлиана охватило предчувствие несчастья - и не напрасно.
Перед рассветом караванщики набросились на монахов, скрутили руки, принялись рыться в суме, общупывать жесткими пальцами одежду: искали спрятанное золото. Не обнаружив ничего ценного, избили монахов и бросили одних в степи. Королевскую грамоту с оторванной печатью так затоптали в землю, что Юлиан с трудом отмыл пергамент от налипшей грязи.
Читать дальше