Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

"Нет, не бывать добру с таким царем, - качали головами, собравшись вместе в какой-нибудь избе, пользуясь досугом зимним. - Антихристово время наступило, и не избыть его вовеки..."

Борис Петрович Шереметев, Шеин, Стрешнев, Ромодановский, Лев Кириллович Нарышкин, Апраксин, Головин, иноземцы-офицеры проходили вдоль строя новоприбранных солдат. Дул студеный ветер, наметая на вычищенный ради смотра плац снежную поземку. Бояре ожидали приезда самого царя, запаздывающего к началу, поэтому, хоть и ходили в шубах, но держали их внакидку, нараспашку, чтобы государь, приехав, мог увидеть, что все явились в немецком платье, как требовал указ. Щекастые, обрюзглые их лица не скрывались теперь за бородами - чисто выбритые, краснели от морозца и стыда. То и дело, стараясь не смотреть в глаза товарищам, оглаживали руками подбородки, щеки, удрученно покачивали головами - вот-де что с нами учинили, не по своей же воле мы такими стали. Но ещё сильнее огорчались бояре, когда смотрели на строй солдат. В шляпах, в распахнутых кафтанах немецкого покроя, в коротких штанах, чулках и башмаках, они ежились от холода, а иные, как ни грозили им капралы, закатывались кашлем, не в силах сдержать его.

Вдруг, весь в клубах снега, пара, появился всадник, ловко соскочил с седла, бросив поводья прискакавшему с ним адъютанту, подбежал к боярам. Веселый, чуть хмельной Александр Данилыч прокричал боярам:

- Не прибудет государь, велел без него смотр провести, а после доложить.

Шереметев, посвященный в тайну Лже-Петра, но тщетно упрашивавший Ромодановского и Стрешнева взять под стражу шведа и жестоко его пытать, злой, замерзший, не любивший Меншикова за низкородство, чванливо кривя рот, проговорил:

- А чаво смотреть-то? Али и так не видно, что за войско завести велели? Куда с такими? Токмо шутейный балаган с оными солдатами можно учинить, а уж никак не бой!

Меншиков суетливо стал вопрошать:

- Как что? Борис Петрович, али худо постарались? Во-первых, гляди, какие молодцы - высокие, все как на подбор!

Шереметев, не говоря ни слова, выдернул из неё солдата, страшно перепугавшегося, прислонился спиной к его спине, закричал:

- На, гляди! Али высок? И все такие! Не больше двух аршин с четырьмя вершками*. Будто нарочно кто низкорослых подбирал, сморчков! Я, старик, и то поболе буду твоего рекрута!

Полковник-иноземец, стоявший рядом, сделал учтивый полупоклон, вежливо сказал:

- Светлейший князь, я осмелюсь возразить - нынешний война не требует сильно большой зольдат. Нынешний зольдат сидит в окоп, дольжен быстро бегать по окоп, быстро заряжай ружье, стреляй. Большой зольдат - плохо в окоп, голова торчит!

Шереметев круто повернулся к иностранцу - даже шуба с плеч упала в снег. Потрясая кулаком, гаркнул так, что полковник съежился от страха:

- Не каркай, ворон! Солдат не токмо сидит в окопе, но и в атаку штыковую ходит!

* Примерно 160 см.

Сии солдаты, если и добегут до линии врага, фузею не уронив, так для укола штыкового сил уж иметь не будут! А шпаги им навесили на что? Али для красы, чтоб перед бабой своей пощеголять? А шпага - легкая, сие не сабля, которой токмо взмахни, она уж сама врага располовинит. Для шпажного удара сила особая нужна. Эх, набрали карлов! Ей-Богу, для забавы!

Пошли вдоль строя, приглядываясь к выправке, к тому, как мундиры сшиты. Меншиков, шедший легкой походкой, сказал не без восторга:

- Ну, а мундиры отменно сшиты, что ни говори. Мы с государем у Августа Саксонского и победнее солдатскую одежу наблюдали, у нас же все отменно...

- Да где отменно, где? - перебил его Борис Петрович. - Что там у Августа, не видел, а для русского служивого немецкие кафтаны негодною нахожу безделкой! Шляпа для надобности какой ему? Ушей не закрывает, темечко в ней мерзнет, ветром её сдувает, а целиться в супостата разве в ней способно? Выбросил бы гадость оную, царя бы не побоялся! А кафтан такой к чему? Или стрельцов кафтаны хуже были? Напротив, куда приглядней, нарядней даже - длинные, с петлицами, стянутые на чреслах кушаком, теплые, просторные! Шапка - любо-дорого взглянуть, штаны в высокие сапоги заправлены, нога - в портянке, а не то, что здесь - в чулке нога. Куда ж такой солдат пойдет? Да он в снегу завязнет, окоченеет, добычей станет вражьего солдата! Срам, а не одежда! Может статься, у немцев погода мягче, благорасположенней к наряду оному, но в земле Российской мундир такой лишь на погибель войску заводят. Враг людской, ей-Богу, государю ту мысль подкинул!

Борис Петрович распалился до того, что даже не заметил, как давно его шпыняли в боки, наступали на ноги Стрешнев и Головин, как стращал, предупреждая, насупленными бровями Ромодановский, - разгулялся, не унять. Иноземец же полковник так молвил с тонкой полупрезрительной улыбкой: